Турецкий развалился на кушетке, закрыл глаза. Действительно, причудливые проявления любви…

В шесть вечера он позвонил Борису, выслушал отчет о проделанной милицией работе. Она не противоречила его выводам. Милиция просто подняла то, что лежало под ногами. Меньше всего ему хотелось делать то, что он обязан был сделать в самом ближайшем будущем…

— Господи, она так плохо себя чувствует, — симпатичная пожилая женщина умоляюще смотрела на него. — Зачем вам моя дочь?

— Что с ней? — спросил Турецкий.

— Мы не знаем, — она ничего нам не рассказывает, таит в себе, ходит мрачнее тучи, а сегодня даже ужинать с нами отказалась, сказала, что ей плохо, заперлась у себя в комнате…

— Что случилось, Наденька? — из кухни вышел пожилой мужчина в очках и с газеткой, растерянно уставился на пришельца, словно сразу почувствовал, что этот человек сделает их жизнь до гробовой доски невыносимой.

— Женечку хотят увидеть, — объяснила женщина.

— Кто вы, молодой человек?

— Моя фамилия Турецкий, — сыщик вынул документ. — Ваша дочь была у меня в агентстве, просила выполнить одну работу. Я должен с ней поговорить. Вы не волнуйтесь, это не займет много времени.

Они переглянулись и тут же стали волноваться. А ему стало стыдно, что вынужден врать.

— Сейчас не самое подходящее время… — неуверенно начал мужчина и замолчал, перехватил взгляд супруги, стушевался. — Как-то трудно это объяснить, молодой человек, но мне не хочется, чтобы сегодня нашу дочь отвлекали. М-м, есть одна причина…

— Понимаю, что вы имеете в виду, — сочувственно улыбнулся Турецкий. — Но смею вас уверить, уважаемые…

— Нет, вы не способны нас понять. Это наша дочь… — задрожала женщина. Ей тоже не чужда была проницательность. — Мы не можем позволить, чтобы незнакомые люди…

— Да бог с вами, — улыбнулся Турецкий. — Всеми днями вы на работе, ваша дочь отдана сама себе, она встречается с незнакомыми людьми, ездит по городу, хотя должна находиться в совершенно другом месте. Для безопасности себя и окружающих.

— Но это все в прошлом… — мужчина осекся, побледнел.

— Вы так считаете? При всем уважении, любезные Геннадий Васильевич и Надежда Федоровна…

— Кто там, мама? — скрипнула дверь в глубине коридора, вышла женщина в трико и широкой домашней рубахе, прислонилась плечом к косяку.

— Евгения Геннадьевна, это Турецкий, — быстро сказал сыщик, опережая события. — У меня для вас новости.

— Господи, проходите, что вы там стоите на пороге? Мама, папа, почему вы не даете ему войти? Проходите, Александр Борисович, только туфли не забудьте снять, а то мама не переживет…

Она сидела на краешке кровати, сомкнув коленки, стиснув ладошки, смотрела на него жадно, глубоко, проникновенно. Он чувствовал, что организм начинает тормозить, что сейчас он начнет говорить совсем не то, что требует ситуация, уйдет в сторону, заробеет. В самом деле, он же не медик…

— Вы садитесь, Александр Борисович, — пробормотала Евгения, — что вы как памятник?

— Спасибо, Евгения Геннадьевна, я ненадолго. Позвольте сообщить вам, что работа, которую вы мне заказывали и обещали проплатить, выполнена. Убийца вашего жениха Романа Кошкина найден.

Женщина задрожала. Сначала задрожали губы, затем подбородок, затем мелкой дрожью затрепетали коленки. Она пыталась справиться с охватившим ее волнением, теснее сомкнула колени, опустила голову.