Милый, безопасный, но вполне интересный парень.

Мужчина, сидевший в тени? Она будто промерзла до костей и умирала от голода, заблудившись во время декабрьской бури, семнадцать дней продиралась сквозь порывы ветра, была на грани истощения, легкие жгло от кислородного голодания, голова кружилась, все тело сводило от боли… и внезапно, вдалеке, она увидела на горизонте, как молния, ударяя в лес, зажигает пожар на несколько акров, пламя поедает ландшафт, ошеломляя, вводя в смертельный ужас…

И, тем не менее, являясь единственным источником тепла, способным согреть ее измученное, полуживое, промерзшее тело.

О, и, конечно, добавьте к этому стол с ее любимой едой, прямо перед огнищем.

Например, четыреста фунтов шоколада «Линдт».

И пасту. И шампанское.

Да, такой мужчина не был приятный парнем. Он даже не позволял сделать добровольный выбор, а всем своим видом принуждал пойти на зов его тела.

И к черту последствия.

— …поговорить с твоим отцом.

Треснув себя по шапке, Элиза снова обратила внимание на Пэрадайз.

— Что, прости?

— Твой отец, — сказала женщина. — Моему отцу нужно обязательно поговорить с ним.

— С кем? С моим отцом?

— Разве есть другой вариант попытаться переубедить его? Мой отец беспокоится обо мне, он — сторонник традиций, но, тем не менее, смог преодолеть закостенелое мышление. Если кто-то и может переубедить твоего отца, то только он.

— О, Боже… было бы замечательно. — К глазам подступили слезы. — Но зачем тебе…

Пэрадайз взяла ее за руку.

— Потому что я знаю, как это тяжело.

Неожиданное понимание поразило ее, Элиза была сражена проявленной добротой. Было очень сложно противостоять Глимере и тесным рамкам, в которых загоняли женщин, невозможно спорить со стандартами, на которые она не подписывалась, в которые не верила, и которые, тем не менее, руководили ее жизнью. И только сейчас Элиза осознала, что сложила оружие еще до начала боя, потому что не видела надежды изменить законную и социальную власть отца над ее жизнью, не считая побега.

— Но он собирается подвергнуть меня отстранению, — выдохнула Элиза. — Если он сделает это, то я пропала. Все кончится, не успев начаться.

— Когда он подает петицию?

— Думаю, прямо сейчас. Он отправился в дом для аудиенций… я только поэтому смогла вырваться сюда.

Достав телефон, Пэрадайз встала.

— Дай мне минуту.

Когда женщина ушла в поисках тихого места для разговора, Элиза вытерла глаза. Сделав глубокий вдох, она поерзала на стуле, посмотрев на…

Мужчина все еще смотрел на нее, его огромное тело откинулось на спинку кресла, ноги широко расставлены, в одной руке был стакан с напитком, другая поднята к подбородку, и пальцы касались губ.

Словно он мысленно целовал ее.

Все ее тело вспыхнуло от возбуждения, волна пронеслась по венам в ответ на его взгляд, эротичную позу, всепоглощающее желание, которое он посылал ей. И это было забавно. Каким бы прямым ни был его взгляд и насколько безошибочным ни было сексуальное напряжение? Он даже не шагнул в ее сторону, не пытался заговорить с ней.

Хотя она была уверена, он представлял, как занимается с ней любовью…

— Все получится, — сказал Пэйтон, опустившись на освободившееся место. — Все будет в порядке.

Пытаясь переключиться… с большим трудом… Элиза встретила взгляд кузена.

— Я… надеюсь на это. И спасибо за помощь.