Тамар быстро отвернулась, закрыв лицо рукой, и помчалась без оглядки прочь. Она пролетела, приподняв подол, через галерею и дальше, к главным воротам, выскочила на Хай-стрит. В мягком утреннем солнце извилистая улица была пуста, красива, торжественна. Тамар торопливо шла, охваченная отчаянием беглянка. Ремешок на одной сандалии лопнул, и она слегка прихрамывала, спеша мимо внушительных зданий, чьи фасады чисто и холодно розовели на фоне сияющего голубого неба. Она продрогла, но жакет, который прихватила в предвидении зябкого утра, остался в запертой машине Конрада. К счастью, во всем кошмаре прошедшей ночи, когда потерялась шаль, она сумела сохранить сумочку, в которой были косметика, деньги, ключи и которую непроизвольно намотала на запястье. Высоко подняв подол мятого платья, с растрепанной прической, лицо не припудрено, она торопливо шла к автобусной остановке. Редкие в этот ранний час прохожие, видя слезы, бегущие по ее щекам, оборачивались ей вслед. Когда она дошла до остановки и села в автобус до Лондона, все колокола Оксфорда пробили шесть часов.

После того как Гулливер ретировался, четверка находившихся в комнате избегала смотреть друг на друга. Роуз принесла обогреватель и поставила поближе к мокрым штанинам Дункана, справилась у него, не слишком ли горячо, и со смехом отреагировала на поваливший от брюк пар. Дункан ответил соответственно: мол, он уже почти высох и чтобы она не беспокоилась и прочее в том же роде. Дженкин и Дункан продолжили пить виски. Все согласились, что жаль, поесть нечего, и обвинили Гулливера, не оставившего ни одного сэндвича. Дженкин расстраивался, что не прихватил с собой шоколад, как собирался. Дженкин и Джерард спорили, стоит ли одному из них отправиться к завтракающим и принести сосисок и хлеба. Возможно ли сейчас сделать это, не стоя в очереди. Но так и не пришли к общему мнению. И все молча размышляли, появится ли Джин и что, черт возьми, будет, если она не придет.

Джин Ковиц-Кэмбес появилась примерно через полчаса. Четко процокав каблучками по лестнице, она вошла, уже будучи в пальто поверх своей незабвенной красной накидки с черными кружевами, которой так восхищалась Роуз. Джин явно явилась сюда не спонтанно. Она уже была одета для быстрого отъезда, подкрасилась и причесалась. Черные волосы, гладкие и блестящие, как оперение экзотической птицы, ровной волной, словно покрытые эмалью, спадали на шею, открывая тонкое ястребиное лицо. Строгое, хотя и спокойное выражение слегка смягчилось в ответ на приветствие Роуз.

— Джин, дорогая, ты пришла, как хорошо!

Роуз обняла Джин, та похлопала ее по плечу и сказала, как это мило, слышать пение птиц. Джерард и Дженкин отступили назад. Джин подошла к Дункану, который тяжело сидел в кресле.

— Ну как, старина? Вдрызг, как всегда? Может кто-нибудь помочь ему подняться?

Дункан вытянул руки, Дженкин взял за одну, Джерард — за другую и вместе они поставили его на ноги.

Джин спросила Дункана, где его пальто, и тот ответил, что, наверно, оставил его в машине, а где машина, он не знает. Джин сказала, что не на стоянке, а поблизости, на дороге. Оба сказали, хорошо, что она не на стоянке, Дженкин согласился, что на стоянке ее могли бы помять, молодежь такая неосторожная. Роуз беззаботно предположила, что за руль сядет Джин, и та подтвердила: само собой. Джин чмокнула Джерарда и Дженкина, и Роуз попыталась поспорить с Джерардом относительно чаевых служителю. Роуз сжала Джин в объятиях, поцеловала, погладила по волосам. Потом тепло обняла Дункана. Джин позвала его, взяла за руку, и они удалились, провожаемые напутствиями и прощальными жестами. Их шаги затихли на лестнице.

Выждав приличествующую паузу, Дженкин сдавленно хихикнул, потом подошел к окну, выглянул и сделал невозмутимое лицо. Роуз посмотрела на Джерарда; тот слегка нахмурился и отвел глаза.

Дженкин и Роуз ждали, что скажет Джерард.

— Что ж, — проговорил он, — полагаю, все закончилось нормально и нам нет больше необходимости думать об этом, я, безусловно, надеюсь на это.