|
Не объяснял, зачем так стремился встретиться со мной. Но там, на assoltaire, рядом с атанором и с разложенными наготове инструментами Себастьяна поняла, чего он добивается. Он был «раздувателем» — так некогда называли алхимиков, вынужденных с помощью мехов поддерживать неугасимый огонь в своих атанорах. Она знала или могла предположить, что кто-то из их братии продолжает работать до сих пор и пытается добыть золото из нечистот в соответствии с древними рецептами; она также догадывалась, что большинство этих людей — шарлатаны, а величайшие адепты остались в прошлом. Это Себастьяна высказала Бру в первые же минуты визита; затем (о, как блестели глаза Леопольдины, когда она описывала мне, какой разнос устроила этому негодяю собравшаяся с силами С.) она принялась распекать и бранить его за то, что он лгал в своих письмах. Правда, уточнила потом моя soror mystica, она никогда и не думала, что Бру — простой монах. Добавлю: она не могла знать, что главной его целью была вовсе не добыча золота. Когда Бру понес совершенную околесицу о достижении совершенства и прочем в этом роде, Себастьяна окончательно укрепилась во мнении, что перед ней шарлатан, и подозрения уступили место страху. Да, он дилетант, он всего лишь знахарь; но если люди подобного сорта — монахи, колдуны или то и другое вместе, как в данном случае, — заводят разговор о бессмертии и о средствах его достиження, это значит, что они готовы на все. Шутить с ними не стоит. — Лео, душечка! — Я так и слышу, как Себастьяна произносит эти слова, подмигивая своим жабьим глазом. — Ведь ты простишь меня и сеньора Бру, если мы попросим тебя удалиться и оставить нас наедине? Леопольдина, конечно же, ни за что на свете не согласилась бы уйти, когда б не это подмигивание, легкий кивок головы или еще какой-то знак, передавший истинное намерение Себастьяны. Она хотела, чтобы девочка смогла без помех осмотреть жилище Бру — ведь по пути на крышу они заметили множество помещений, занимавших целых два этажа. Причем Себастьяна не сомневалась, что ни в одной из этих комнат нет никакой умирающей тетушки. Бру упорствовал во лжи, и его гостьи решили осуществить свой план. Леопольдина спустилась вниз по лестнице, заверив по-английски (она еще неуверенно говорила на этом языке), что погладит необычных белых павлинов, а больше ничего не тронет. Себастьяна же, восседавшая на диване, приняла поистине царственную позу и задала первый из длинной череды вопросов: — Зачем вам понадобилась ведьма по имени Геркулина? Бру не сдавался и продолжал лгать. Что ему оставалось? Однако его ложь не развеяла подозрений Себастьяны, связанных с его занятиями алхимией. Далее, насколько мне известно, она перешла к расспросам о птицах и удаве по имени Уроборос. Змея нависала над ними, разместившись в расщелине ствола кипариса, что рос в кадке в углу шатра. Бру выдавал новые порции вранья, а Себастьяна даже не слушала его — она узнавала куда больше из выражения его глаз. Правда, он старательно избегал прямого взгляда ее глаз с ведьмовским знаком. Алхимик поглядывал в сторону лестницы, по которой совсем недавно спустилась вниз Леопольдина. Он явно чувствовал себя неуютно. Очевидно, Бру тревожила мысль о том, что юная ведьма может обнаружить то, чего ей видеть нельзя. И он не ошибся: Леопольдина как раз осмотрела библиотеку и нашла там алхимические тексты, хоть и не знала еще, зачем они нужны. Однако странный выбор книг красноречиво свидетельствовал о том, что человек, их собравший, имеет некую загадочную цель. Это не могло не встревожить юную ведьмочку, в свои десять или одиннадцать лет отличавшуюся проницательным умом. Леопольдина почуяла беду, и это ощущение надвигавшейся грозы усилилось, когда она приоткрыла незапертую дверь в помещение, примыкавшее к библиотеке, — в Комнату камней. |
