Много греха на душу взял. Думал, Бога за бороду держу, а оно вишь как обернулось… Но ни о чем не жалею – слышишь, сотник? – ни о чем. Славно пожил.
– А как к татарам в плен попал?
– Дык… – Лука в очередной раз сплюнул. – Один татарский купец великую награду за меня учинил, за то, что… не важно за что… Так мои меня же и выдали ему, козлы повапленные. Грят, мол, за то, что укрывал от них добро с добычи…
– А ты укрывал?
– Бывало… – невозмутимо ответил калека. – Судить меня будешь?
– Бог тебе судья.
– А ты о чем-нить жалеешь, сотник?
– Нет. Всякое случалось, но бабок я не сек. И добычу не крысил.
– Да пошел ты… – зло буркнул Лука. – Ни о чем не жалею, понял?
– Мне все одно. Лучше скажи: много русских рабов в Казани?
– Хватает… – уже спокойней ответил калека. – Тех, что постоянно, ну, которые при местных в услужении, около трех с половиной сотен, а может, и все четыре. Многие не задерживаются, их дале, к ногайцам переправляют. Здесь рынок есть, на нем и торгуют.
– А как городские к русским рабам относятся?
– Всяко-разно… – тяжело вздохнул Лука. – Кто и за людей даже держит, но таких на пальцах перечесть можно. Большей частью за скотину почитают. Девкам али бабам легшее, у них судьбинушка одна. Мальцам хужее, особенно тем, кто пригожий. Местные на сие падкие – не простые, а те, что побогаче, особенно из дворца ханова, ну сам понимаешь. А часто вообще оскопляют… С мужиками разговор короткий: чуть что… Короче, на Осипа глянь…
– Веру принуждают сменить?
– Кого как… – усмехнулся Лука. – Мне предлагали.
– И что?
– Дык сменил… – спокойно ответил калека. – Повысили, стал надсмотрщиком. Тока не особо помогло. Поймали на том, что купца одного обокрал, и взад определили. Осуждаешь?
– Я тебе уже говорил: мне все одно. Не передо мной отвечать будешь.
– Может, зачтется мне там… за тебя-то? – просительно, с надеждой в голосе поинтересовался Лука.
– Обязательно зачтется, – уверенно пообещал я, хотя был в этом совсем не уверен.
– Пусть так… – прошептал калека. – Ну вот прям легшее стало, когда душу облегчил. Ну что, сотник, готов? Совсем скоро смена придет, я нутром время чувствую.
– Готов.
– Значица, так… – горячо зашептал Лука. – Как подойдет, я его поносить всяко стану, чтобы на меня отвлекся, а дальше дело за тобой. Пробуй сделать по-тихому, можить, Али еще не заснул, чтобы, значица, его не всполошить. Ибрагимка в кольчуге ходит, на башке шапка мисюрчатая, но шея и морда спереди открытые. И при сабле. Вот и смекай. И да, Осипа ежели на пути встретишь – руби. Заорет, выдаст, сука…
Время потянулось, как резина, но ждать долго не пришлось. Где-то далеко в коридоре залязгали засовы, после чего до нас донесся оживленный разговор на татарском языке.
– Пришли, – шепнул Лука. – Радуются, грят, вроде бы на подходе ногайцы с сильным войском. Сейчас сменятся, и Ибрагимка примется за свое. Готов?
– Говорил тебе уже. Переползи к той стене… да, к той. Там сиди…
– Как скажешь, сотник…
Лука оказался прав – очень скоро по темнице пронеслись вопли боли. |