Она оказалась заперта на засовы изнутри, но я все равно добавил к ним толстенный запорный брус, затем проверил другой ход и только потом позволил себе немного расслабиться.

Ноги дрожали и гуляли сами по себе, словно собираясь сорваться в танец, а с тела сплошным потоком лился пот, но в мозгах билась бешеная радость. Далеко не все уже закончилось, но если даже суждено сдохнуть, то умру в бою, забрав с собой сколько смогу врагов.

Постояв несколько секунд, я заскочил в каморку надзирателей, запихал в рот пару кусков остывшей баранины из котелка, стоявшего на столике, затем вернулся в свою камеру.

– Ну как? Получилось? – лихорадочно зашептал Лука. – Когда сечь меня будешь?

– Получилось… – коротко ответил я, подбирая с пола большую связку ключей. – Остальное чуть погодя, не время пока…

– Помни, ты обещал, сотник, обещал…

– Обещал – значит, сделаю.

Ключ к камере, в которой сидел русич, подошел почти сразу, я подождал, пока он выберется, запер ее обратно, а потом засеменил искать кузнечные принадлежности. Парень без вопросов последовал за мной. Выглядел он неважно, шатался как пьяный, но на ногах держался.

Нам сегодня определенно везло: закуток, где узников заковывали в кандалы и сбивали цепи с трупов, нашелся очень быстро – в пыточной, за загородкой. Русич первый схватил молоток и приглашающе показал мне на наковальню.

– Как кличут тебя, парень?

– Степаном… – коротко ответил парень и умело вышиб пробойником первую заклепку.

– Меня, как я понял, знаешь?

– Знаю.

– Почему не выдал?

– А ты, княже, меня бы выдал? – Степан сунул мне в руки молот. – Вот так… бей прямо по середине…

– Нет, не выдал бы.

– А чего спрашиваешь тогда? Я, может, родом и не вышел, но честь не хужее тебя умею блюсти… – Парень потер запястья и гордо посмотрел на меня.

– Так и надо, Степа. А теперь за ноги принимаемся.

Покончив с ножными кандалами, Степан поинтересовался:

– Говори, князь, что дале?

– У меня еще одно дело есть, а ты иди облачайся в татарскую одежу. Броня ихняя там же, в каморке на гвоздиках висит…

– Я мигом… – Степан выбежал из кузни, а я пошел в нашу камеру, выполнять просьбу Луки.

– Пора, да? – жалобно поинтересовался калека.

– Да, пора.

– А я передумал! – вдруг выкрикнул Лука, быстро отползая от меня. – Нет, не хочу, не надо…

– Подумай, что с тобой сделают, когда мы уйдем. Ты же сам просил. Больно не будет, обещаю.

– Не надо-о-о, прошу… – Калека забился в угол, сворачиваясь калачиком. – Уходи, пусть, не могу-у-у… еще чуток пожить хочу…

– Ну и хрен с тобой… – Сплюнув от отвращения, я закрыл на замок решетку в камере и побежал к Степану.

Через полчаса мы с ним уже ничем не отличались от обычных татарских воинов. Длинные стеганые халаты, поверх них кольчуги, усиленные на груди металлическими бляшками, с короткими рукавами и полами до середины бедра. На головах мисюрки с кольчужными бармицами, закрывающие пелериной плечи, с прорезями только для лица, за спинами круглые деревянные щиты, окованные по краям железом. При саблях, кинжалах и коротких копьях.

Вот только побитые неазиатские рожи слегка портят образ.