Они отнесли Добромира вниз, и пока младшие братья устраивали его в плотной, крепко привязанной между седел попоне, Кий подошел к пленному гунну — развязал ему ноги.

Тот исподлобья посмотрел на юношу черными, как угольки, глазами, медленно поднялся.

— Как тебя звать? — спросил Кий. Гунн молчал.

Кий ткнул себя в грудь пальцем:

— Я Кий… Кий… А ты?

Гунн, кажется, понял, чего хочет от него этот рыжеволосый великан-славянин, и коротко крякнул, будто ворон:

— Крэк.

— Крэк?… Вот и хорошо, что ты начал понимать меня, — сказал Кий обрадовано. — Тогда может, ответишь, что задумал каган Ернах? Повернет он назад, в свое становище, или намеревается напасть и еще на кого-нибудь?

Крэк нахмурился и молчал. Его темное, густо побитое оспинами лицо было невозмутимо и непроницаемо, как каменная баба на степной могиле.

— Сколько у Ернака войска? Он пришел сюда один или вместе с другими гуннскими племенами?

Подошли Щек и Хорев, стали прислушиваться.

Крэк бездумно смотрел на молодого полянского воина, и в его узких черных глазах затаилась тревога, которую он напрасно пытался скрыть.

Щек схватил его за грудки — затряс.

— И отвечай же, степной беркут, когда тебя спрашивают!

Тот что-то буркнул по-гуннски и снова замолк.

— Не понимает по-нашему, — сказал Кий.

— Тогда чего с ним мучиться! Кончить — и все! — Щек решительно рубанул рукой.

Но Кий рассудил иначе.

— Кончить никогда не поздно… Нет, посадите его на коня — заберем с собой! Отец кое-что понимает по-гуннски — расспросит его, как следует.

* * *

Солнце свернуло с полудня и пекло немилосердно. Все были ужасно уставшими, хотели есть и пить, но Кий не позволил ни минуты отдыха: боялся, что гунны, узнав про исчезновение своих воинов, пошлют по их следу погоню. Выведя семью князя Добромира из яра и забрав своих коней, он избрал кратчайший путь в Рось через Высокую могилу и Черный лес.

Хотя всем было ясно, что надо спешить, ехали медленно. Смертельная усталость и жара отобрали и у людей, и у животных последние силы.

Над безлюдной степью нависла сонная тишина. Ни тучки на небе, ни дыхания ветерка. Только слышно, как лениво пересвистываются сурки и шелестит под конскими копытами седой ковыль.

Дорогу прокладывал Щек, а Кий с Хоревом держались позади пристально посматривая на далекий горизонт — не покажется ли где островерхий колпак гунна?

Но везде было спокойно. Мерцает в мареве синяя даль, парит в вышине темный орел, монотонно гудят над красными головками чертополоха почтенные мохнатые шмели.

Так ехали до вечера. А когда достигли Высокой могилы, Кий велел становиться на ночлег.

— Высокая могила. Здесь будем ночевать.

Князь Добромир, что всю дорогу, казалось, дремал в полузабытье, услышав это название, мгновенно встрепенулся, разлепил глаза, начал шевелиться в своей попоне, чтобы поднять голову.

— Высокая могила?. Покажите мне ее!. Положите так, чтобы было видно.

Выбрали место над ручьем, неподалеку от тенистой зеленой рощи. Коней стреножили и пустили пастись, князю Добромиру настелили из травы и бурьяна мягкую постель на бугорке, чтобы было видно Высокую могилу, и, напоив холодной водой, положили отдыхать. Такое же ложе приготовили и для женщин. Гунна привязали к дереву, чтобы не убежал. И только после этого братья взялись готовить ужин.

Пока Щек, Хорев и Боривой собирали сухой хворост и раскладывали костер, Кий общипав стрепета, посек его мечом на куски, нарвал какой-то благоухающей зелени и накопал съедобного корня — все это сложил в закопченный бронзовый котелок, который возил с собой около седла, и наполнил водой.