В бурьяне, на дне яра, пронизанные стрелами, умирали два юноши соплеменники. Но умирали недаром: возле них корчились в предсмертных судорогах два гунна.

— Это, наверное, уличи! Или тиверцы! — вскрикнул Кий. — Тому юному смельчаку долго не продержаться! Поможем ему, братья! Спасем тех несчастных! Спешим!

Братья быстро прицелились, резко свистнули три стрелы — и два нападающих, будто наткнувшись на невидимую преграду упали и покатились вниз, на дно яра. А третий, что стоял ниже, вдруг выпустил из руки саблю и испугано оглянулся. Увидев на круче трех воинов с нацеленными на него луками, он упал на колени и запросил пощады.

— Не стреляйте! — приказал Кий братьям и, прыгнув с кручи, соскользнул по почти отвесной глинистой стене вниз.

Братья кинулись за ним.

Связав пленного и забрав оружие, все трое быстро поднялись наверх, где ни живые ни мертвые стояли, обнявшись и все еще не веря, что спасены, две женщины и отрок лет четырнадцати-пятнадцати. Однако они не совсем доверяли и своим спасителям, потому что зажали в руках копья.

— Не бойтесь нас! Мы поляне! Из рода руссов! — сказал Кий.

— Да? — подала голос старшая женщина, не опуская копья.

— Клянусь Световидом! Меня звать Кием, а моих братьев Щеком и Хоревом.

— Чего вам надо?

— Мы спасли вас, а теперь хотим помочь вам! Кто вы?

— Это улицкий князь Добромир, — показала старшая женщина на раненого, — я княгиня Искра, а это наши дети — Цветанка и Боривой.

Княгиня опустила копье и в изнеможении села около князя. Княжич и княжна тоже опустили оружие.

— День добрый, — поздоровались братья. — Благодарите богов, которые спасли вас!

— Доброго вам здоровья, милые отроки, — тихо отозвался раненный князь, силясь приподняться. — Спасибо вам за нас всех! Вы спасли несчастного улицкого князя и его семейство…

К нему наклонилась княжна:

— Отче, тебе трудно говорить!

Но он отрицательно покачал головой:

— Ничего, доченька…, ничего… Хотя мне и трудно, зато я знаю, что вы теперь спасены и будете жить!

— Ты также, отче.

— И я… конечно…

Последние слова князя прозвучали не убедительно. Кий мог бы поклясться, что он не верил в то, что будет жить. Вид у него был совсем плохим. Глаза болезненно блестели, на лбу выступили мелкие росинки пота, на губы упала черная тень, а грудь под окровавленной повязкой вздымалась часто и тяжело. Из полураскрытого рта со свистом вырывался воздух. По всему было видно, что души предков уже стоят над ним и зовут в далекое путешествие, из которого никто никогда не возвращался.

Было ему лет под пятьдесят. Лицо мужественно, отмечено несколькими старыми шрамами. В растрепанном вспотевшем чубе блестела седина. Тяжелые крепкие руки непрерывно шарили по траве, будто искали что-то, или судорожно сжимали древко меча, и из этого можно было понять, что мужчине очень больно и очень тяжело.

— Князь, что же случилось с племенем уличей? — спросил Кий, пораженный тем, что увидел.

Имя князя Добромира было ему хорошо известно. Да и кто не слышал о смелом князе уличей, которые поселились в степи? Слава о нем летела впереди быстрых стрел улицких воинов. Копыта Добромирового коня проторяли не раз путь в Дон против кочевников, которые огненными смерчами налетали на мирные поселения уличей, и на Дунай — против гуннов, которые после смерти Аттилы распались на отдельные племена и разбрелись кто куда.

Что же случилось с уличами теперь? Почему князь Добромир очутился здесь, вдалеке от своей земли, без воинов лишь с женою и детьми, тяжело раненный, почти при смерти?

Подобные чувства отразились на лицах Щека и Хорева.