— Хотите сказать, что пропавший драккар с железом сам к вам приплыл, разгрузил железо и уплыл? — взвизгнул Алешка.

— Право же, я ничего не хочу сказать вам, юноша, — любезно улыбнулся Алешке Карпас. — Но это, несомненно, наше пропавшее железо, — он указал на клеймо на боку ближайшей болванки. — И мы безмерно рады его столь своевременному… — он многозначительно покосился на Лаппо-Данилевского. — … возвращению! — и видно, опасаясь, что тот не поймет намека, мечтательно вздохнул. — Сразу же, как запустят дорогу, отправим его в Петербург.

Из груди Лаппо-Данилевского вырвался тихий рык, он метнул на Карпаса ненавидящий взгляд и тут же требовательно повернулся к полицмейстеру.

— Так-так-так! — подозрительно прищурился тот. — Это что ж выходит? Сперва виталийцы набегом приходят, да еще и с неположенной стороны…

— А есть положенная? — тихонько удивился Йоэль. — Парадный вход для набегов?

— И визитных карточек. А черный — для молочника и угольщика, — усмехнулся Митя.

— Тянет вас на дурную компанию, господин Меркулов-младший. То заговорщики, а то и вовсе — предатели, — полицмейстер одарил Йоэля многообещающим взглядом. — Потому как ничем, кроме предательского сговора с виталийцами я это вот объяснить не могу! — он пафосным взмахом руки указал на железо. — С чего бы иначе находникам вам добычу возвращать, коли вы, нехристи, с ними не в сговоре?

По толпе прошло волнение. Здоровяк в рабочей блузе, заляпанной мазутом, набычился и неприязненно глядя на Карпаса, прогудел:

— Ты гля, какие! Варягов на город навели? — и стиснул кулаки.

— Мужика мого с чугунки уволили! Все из-за истуканов их глиняных! — провизжал из задних рядов бабий голос.

— Мироеды! Лавке нашей, табачной, от них одни убытки! — подхватил тощий приказчик в обсыпанном махоркой сюртуке.

— Шо, всё скурили? — удивился веселый голос.

— Свою напротив открыли, — насупился приказчик.

Секретарь Карпаса вложил два пальца в рот и пронзительно свистнул. На миг наступила тишина. Полицмейстер налился гневной красотой и уже открыл рот для ора…

Двери склада резко распахнулись и оттуда, явно получив пинка под зад, вылетел Гунькин Огляделся, щурясь на осеннее солнце и увидел полицмейстера. И ринулся к нему с распростертыми объятиями, пронзительно вопя:

— Ваше благородие, какое счастье, что вы здесь! Объясните же им, что это не я налетчикам про склад рассказал! А то они не верят, в Петербург писать грозятся, прямиком в Правление! А я тут вовсе не при чем — я же только вам! Больше никому, только вам! — и он с разбегу пал полицмейстеру на грудь. Увидел Лаппо-Данилевского и еще радостнее заорал. — И вам!

Иван Яковлевич торопливо отвернулся, делая вид, что не слышит.

— Отпустите меня, сударь! — полицмейстер отпихнул Гунькина. — Я вас знать не знаю!

— Что значит — не знаете? — Гунькин замер, растопырив разведенные для объятий руки и гневно воззрился на полицмейстера. — Я ж к вам вчера приходил? Приходил! Про ценные бумаги, которые у господина Карпаса ночью будут, говорил? Говорил! Просил, чтобы вы людей своих прислали? Просил! А больше я никому, ни полслова, только вам! Да скажите же им об этом! А то ведь меня и впрямь по их письму уволят! А я ни в чем не виноват! Только как лучше хотел!

— И что же, господин Kapпac? Пришли к вам люди от Ждана Геннадьевича? — сквозь вдруг наступившую тишину вкрадчиво поинтересовались за спиной.