– Давайте лучше повторим, – попросила нерешительно.

– Ну хорошо, давайте. – В голосе мастера Шиниас я не услышала ни толики насмешки, наоборот, кажется, он стал звучать теплее.

Я зажмурилась на минуту, чтобы не видеть эти уродливые «плетенки».

– Сперва мы должны удостовериться в том, что искомый объект не мертв, – начала я, – то есть предмет, ранее ему принадлежащий, не производит холодных волн.

– Это в случае, если в Долину ушел человек, – напомнила терпеливо Шиниас, – а что, если только душа, которую еще можно вернуть?

– Возможно чередование, и чем дальше ушла душа, тем больше будет холода, и…

– И-и?

– Мы обязаны пытаться его вернуть, если на протяжении часа придет хотя бы одна теплая волна, – сказала я. – Но сейчас… Мы будем пытаться привязаться к мастеру Шезми, он точно жив, и поэтому я ожидаю только тепло, короткие пульсирующие волны, как бьется сердце.

– А привязка? – Гвейла прищурилась, склонила голову к плечу.

– Чтобы создать привязку, я должна обратиться к частице Энне-аша и почувствовать всю ее необъятную ширину. Она тоже подобна волне и катится вперед, позволяя ощутить искомый объект, владельца вещи. Привязка происходит тогда, когда волна возвращается обратно. Мое сердце связывается с сердцем того, кого мы ищем.

– Идите, – видимо, мой ответ вполне удовлетворил мастера Шиниас, – ты вполне готова. Я, честно говоря, удивлена тем, как быстро ты все усваиваешь, но… видимо, есть в тебе что-то…

И умолкла задумчиво. А я подумала, как хорошо, что никто не знает о том, что Винсент мне помогает, иначе неприятностей не миновать.

Ригерт учтиво распахнул передо мной дверь в проволочную клетку, и я храбро шагнула вперед, навстречу опасностям.

Сразу же стало сумрачно, проволочное плетение было настолько густым, что сквозь «крышу» проглядывали только мелкие осколки летнего неба. Я невольно обхватила себя руками, когда Ригерт прикрыл проволочную дверь.

– Зачем это, мастер Шезми?

– Что – это?

– Почему это все в колючей проволоке?

Он понимающе улыбнулся и развел руками.

– Видите ли, случалось, что вслед за сноходцами и хорши увязывались. Да там и помимо хоршей интересные твари бывают, такие, что залюбуешься. А сталь их сдерживает, до тех пор, пока помощь не подойдет.

Наверное, в этот момент выражение моего лица было весьма красноречивым и полностью отражало все то, что я могла подумать о Долине, хоршах и необходимости в эту Долину лезть, потому что Ригерт рассмеялся.

– Не бойтесь, я же с вами пойду. А я кое-что умею, – и похлопал себя по перевязи, на которой висела тяжелая шпага. – Ну, идите сюда, ближе.

Он, решительно тряхнув рыжей челкой, достал из кармана плоскую коробочку и, держа ее на ладони, раскрыл. Я потянулась ближе, заглядывая: на дне коробки лежал перстень-печатка из серебра с чернением. Все было по-честному: именно его я часто видела на пальце Рокрета Шезми.

– Приступайте, Ильсара, – твердо сказал Ригерт.

Я потерла стремительно леденеющие пальцы. Великие Все! Мой первый выход в Долину Сна. Страшно, так страшно, что под ребрами хрустко и колко, а ноги и руки немеют. Перед глазами серые мурашки. А вдруг не получится? Что мне скажут?

– Приступайте, – повторил Шезми, протягивая мне коробку с перстнем.

Я сглотнула и взяла его в руки, зажала меж ладоней.

Трудно, почти невозможно объяснить, что ощущает сноходец, держа в руках вещь того, кто ушел в Долину.