- Вы, наконец, так долго страдали в плену.
Я, смешавшись, молчал, она тоже.
- Послушайте, - проговорила она с чувством, и до сих пор я слышу этот
нежный, обаятельный, грудной голос, - я русская княжна, дочь вашей,
когда-то любимой императрицы: не правда ли, мою мать, дочь Великого Петра,
так любили? Я, по крови и по завещанию, ее единственная наследница.
- Но у нас ныне царствует, - решился я возразить, - не менее всеми
любимая монархиня - великая Екатерина.
- Знаю, знаю! - перебила княжна. - Могучая и чтимая народом ваша
нынешняя государыня, и не мне, слабой, всеми брошенной, оторванной от
царского дома и от родины, вступать с нею в спор. Я первая преданная ей
раба.
- Чего же вы ищете, ждете? - спросил я удивленно.
- Защиты и уважения моих прав.
- Простите, - возразил я, - но прежде надо доказать ваше происхождение
и ваши права.
- Вам доказательств? Вот они, - произнесла принцесса, живо вставая и
открывая на угловом столике небольшой, обделанный серебром и черепахой
баул. - Это завещание моего деда Петра Первого, а это духовная моей матери
- Елисаветы.
Княжна развернула и подала мне французские списки названных ею бумаг. Я
бегло их просмотрел.
- Но это копии, притом в переводе, - сказал я.
- О, будьте спокойны, подлинники в верных руках... Не могу же я возить
с собою такие документы, рисковать! Мало вам этого - взгляните, -
проговорила, полуоборотясь, принцесса.
Она указала на простенок над софой. На голубом штофе обоев, против
окна, у которого мы стояли, висели два больших, в круглых рамах, портрета,
писанных масляными красками. Один весьма удачно изображал покойную
государыню Елисавету Петровну с небольшою короною на голове; другой -
стоявшую против меня княжну.
- Не правда ли, схожи? - спросила она, вглядываясь в меня.
- Сходство есть, это правда, - ответил я. - Я это заметил, едва вошел и
вас увидел; позвольте узнать, давно ли снят ваш портрет?
- В этом году, в Венеции... Знаменитый Пьячетти снимал портрет моего
жениха - князя Радзивилла, при этом упросили сняться и меня.
- Дивные события! - произнес я в невольном смущении. - Является
невообразимое, встают из гроба мертвецы: за Волгой - давно въяве
похороненный император Петр Третий, здесь - никем не жданная и не гаданная
дочь государыни Елисаветы.
- Не смешивайте меня с Пугачевым, - возразила, слегка покраснев,
княжна, - хотя он и выдает себя за императора, чеканя монеты с надписью:
"Redivivus et ultor" - воскресший мститель, - но он пока... лишь мой в том
крае наместник.
- Как? - удивился я. - Так и вы подтверждаете, что он самозванец?
- Не спрашивайте, кто он, - загадочно ответила княжна, - после узнаете
обо всем... еще не пришло время. Теперь в его власти уже многие города:
Казань, Оренбург, Саратов, вся страна по Волге. Его прошлого не знаю. Бог
ему судия. |