|
- Пусть так, но говорите ли вы по-русски? - решился я спросить. Княжна смутилась. - Не говорю, поневоле забыла, - ответила она, закашлявшись, - в детстве, трех лет, меня увезли из Малороссии в Сибирь, где чуть не отравили, оттуда в Персию; я жила у одной старушки в Испагани и с нею уехала в Багдад, где по-французски меня учил некто Фурнье... Где тут было помнить родный язык? Я сидел с потупленными глазами. - И разве Дмитрий-царевич, признанный всею Москвой, говорил по-русски? - надменно спросила меня принцесса. - Да и что может доказать язык? Дети так легко изучают и забывают всякую речь. - Дмитрий говорил с малорусским акцентом, - ответил я, - но зато ведь он и был... самозванец. - Gran Dio! [Великий боже! (ит.)] - вскричала и, с новым кашлем, рассмеялась принцесса. - И вам не стыдно повторять эту сказку? Слушайте и помните мои слова... Принцесса откинулась на спинку кресла. Багровые пятна выступили на ее щеках. - Дмитрий был настоящий царевич, - проговорила она с убеждением, - да, настоящий царевич, спасенный от убийц Годунова хитростью близких, чудом, как и я спаслась от яда, данного мне в Сибири. Вы этого не знали? Подумайте получше. О, синьор Концов, говорите ваши сказки другим, а не мне, знакомой и на чужбине с летописями моего дома. За меня сватался персидский шах, - но я отказала, он вечный враг России... Меня признают - слышите ли? Должны признать! - заключила торжественно княжна, похлопывая по колену веером и снова порывисто закашливаясь, - я верю в свою звезду и потому вас смело избираю своим послом к графу Орлову. Не требую тотчас ответа: подумайте, взвесьте мои слова и скажите ваше решение. Вы, повторяю, первый русский в почтенном военном звании, встреченный мной на чужбине! Вы также страдали, также чудом спаслись от плена. Может быть, для того вас, как и других, сберегла и послала мне судьба. Сказав это, княжна встала и величественным поклоном показала мне, что аудиенция кончена. 7 "Что это? Кто она? Самозванка или впрямь русская великая княжна?" - рассуждал я, в неописанном смущении оставив комнату принцессы и смело проходя среди почтительно и важно кланявшихся мне особ ее свиты. У крыльца я приметил несколько оседланных, убранных в бархат и перья верховых лошадей. Войдя же в гостиницу, я услышал конский топот, взглянул в окно и увидел княжну, лихо скакавшую, в кругу близких, на белом, красивом коне. Кавалькада пронеслась на прогулку в окрестности Рагузы. Несколько дней меня не оставляли самые тревожные мысли. Я почти не покидал комнаты, ходил из угла в угол, лежал, писал письма, опять их разрывал и думал: "Как мне, ввиду моей присяги и долга службы, поступить с предложением загадочной княжны?" Однажды ко мне зашел ее секретарь Чарномский. Это был молодцеватый и изысканно разряженный, лет сорока, человек, некогда богач, дуэлист и волокита, промотавший состояние на карты и дела конфедерации. |
