|
Округлилась по-женски, налилась молочной белизной, бедра стали шире и тяжелее. Только маленькие ножки остались такими же маленькими. Рогнеда замерла с поднятыми руками, тяжелая грудь приподнялась, губки раскрылись… Внезапно Славка догадался: она так же тревожится, как и он. Не уверена в своей красоте, не знает, как отнесется к ней Славка теперь… Славка сразу успокоился. Рогнеда больше не была неприступной княгиней. Она — просто женщина. Его женщина. Славка улыбнулся как умел — неотразимо, шагнул назад (занавес упал, разделив их ненадолго), задвинул засов, вновь откинул парчу, подхватил свою любимую, прижал к груди… — Погоди, — прошептала Рогнеда, оттолкнув Славкины нетерпеливые руки. — Взгляни сначала… И откинула балдахинчик с люльки. Внутри, уютно свернувшись, спал младенец. Обычный младенец, крепенький, розовый, с белыми кудряшками. Младенец как младенец. Здоровый с виду, но совсем обычный. И не скажешь, что княжич. — Твой сын! — с гордостью сообщила Рогнеда. — Изяслав! Славка присмотрелся внимательнее. Нет, никакого сходства между собой и малышом не уловил. Но спорить не стал — матери виднее. — Не проснется? — спросил Славка. Как обращаться с младенцами, он не знал. Да и ни к чему. Женское дело. — Нет. Я ему отвару дала сонного, — подняла на Славку сияющие глаза. — Эта ночь — наша. Только наша. Набросила балдахинчик, схватила Славку за отворот рубахи: — Ладо мой! Возьми же меня! Скорей! И Славка взял ее. Сразу. Не раздеваясь. Опрокинул на край ложа, задрал рубаху с вышивкой, распустил гашник, подхватил под белые колени, и стало ему так сладко, как давно не было. Рогнеда тихонько постанывала, запутавшись пальцами в Славкиных волосах, вздрагивала всем телом, тянулась навстречу… — Тебе хорошо? — спросила она, когда Славка, расслабившись, перевернулся на спину, потянув ее за собой. — Да, очень, — шепнул Славка в мягкое ушко. — Но тебе будет еще лучше… И не обманул. Помог ей снять измятую рубаху, разделся сам, задул огоньки изложниц и насладился Рогнедой сполна. Каждым изгибом, каждой складочкой, ямкой. Сначала неторопливо и бережно, потом — сильно и страстно, наконец — жадно и нетерпеливо, почти грубо, так, чтобы любимая до дна прочувствовала его силу и растворилась в ней, забыла обо всем… Как и он сам. Славка ушел от княгини задолго до того, как небо за слюдяным окошком начало сереть. Следовало соблюдать осторожность. Великий князь Владимир легко относился к брачным узам. Если речь шла о нем самом. Вряд ли он так же спокойно принял бы измену собственной жены. А уж узнай он о том, что его сын — может быть, и не его, — тогда ни Славке, ни Рогнеде не сносить головы. Впрочем, о последнем великий князь догадался бы лишь в том случае, если бы узнал, что невинная девица, которой он овладел в день взятия Полоцка, — не осиротевшая княжна, а ее холопка. Укладываясь в собственную постель, Славка чувствовал бы себя совершенно счастливым, если бы не тихое ворчание возмущенной совести. Все-таки он предал своего князя. Хотя… Было у Славки и чем оправдаться. Всё же он был с Рогнедой раньше Владимира и по собственному ее желанию. А если у возлегшей с воином, но позже венчавшейся с другим девицы рождается ребенок, то по законам Рода отцом его считается законный муж, а не заезжий добрый молодец. |
