Поговаривают, что Дюген просто так ничего не делает и готов вылизать любую задницу, лишь бы добиться повышения. Утверждали, что и супругу он выбрал по расчету. Беатриса Дюген, урожденная Бертийон, занимала теплое место в Министерстве внутренних дел, а связей у нее было хоть отбавляй. Ее отец, Жан Бертийон, в свое время прослыл суперполицейским. Большая шишка в Управлении по борьбе с бандитизмом, он был настолько же хорош в деле, насколько популярен в средствах массовой информации. Великий человек скончался. Говорили, что Беатриса Бертийон помешана на карьере мужа и мечтает сделать из него легендарного полицейского, подобного папаше Бертийону. Но Николе эти слухи не волновали. Рядом с Саша ему хотелось разбиться в лепешку ради дела. И он чувствовал себя вправе быть таким же честолюбивым.
– Я вот думаю, с какой стати он держал у себя афишку высокой блондинки, – вдруг сказал Дюген.
– Хотите сказать: и не зашел повидаться с ней?
– Любой нормальный мужик захотел бы с ней повидаться, как думаешь?
– Чем‑то она похожа на рекламу скандинавских йогуртов.
– А по мне, так просто класс, особенно для девушки, которая раздевается лучше, чем одевается.
– Считаете, шеф, она нам наврала?
– Наоборот, мне показалось, что она говорила искренне. Но все‑таки установи за ней слежку.
– В пригороде Сен‑Дени или у Пигаль?
– И там, и там. Ведь у мисс Дизель двойная жизнь.
*
Лола вошла в приемную на улице Дезир. На переливчатых диванах – розовом и оранжевом – ни одного клиента, зато из массажного кабинета волнами накатывали азиатские мелодии. Она порылась в стопке иллюстрированных журналов. Легкое постукивание по серебристому линолеуму заставило ее вздрогнуть. Обернувшись, она обнаружила далматинца Зигмунда. Антуан Леже, лучший психоаналитик Сен‑Дени, человек очень занятой, отправляясь на встречу с клиентом, иногда оставлял пса у Ингрид. Это чувствительное четвероногое в горошек не выносило одиночества.
– Как поживаешь, мальчик мой? – поинтересовалась она у прекрасного животного, взирающего на нее большими, полными древней мудрости глазами.
Она принялась за статью о наших родственных связях с весьма несхожими приматами – шимпанзе и бонобо. Шимпанзе – агрессивные, скорые на расправу твари, улаживают все трения с помощью зубов; напротив, бонобо – прелестные обезьянки, сторонники мирного сосуществования, всегда готовы заменить насилие сексом. Журналист утверждал, что человек многое унаследовал от обоих видов и что наши кровные связи с волосатыми братьями куда теснее, чем можно себе представить.
– Порой я чувствую, что мы – форменные шимпанзе. Особенно когда кого‑нибудь убивают в парке. Как по‑твоему?
Пес положил морду на вытянутые лапы, и Лоле почудился вздох.
Из кабинета вышла дама с серебристо‑сизыми волосами и сияющим видом, характерным для всех клиентов, которые прошли через умелые руки Ингрид. С почетным эскортом в лице Зигмунда американка проводила ее до дверей, потом села напротив Лолы. Той показалось, что Ингрид выглядит усталой, о чем она ей и сказала.
– Я как раз собираюсь подлечить нервы в спортивном клубе. Ты бы здорово меня выручила, составив на пару часов компанию Зигмунду.
– У меня есть идея получше, – возразила Лола. – А не прогуляться ли нам в Тринадцатый округ?
Ингрид снова села и с загоревшимся взором ждала продолжения.
– Я позвонила Бартельми, – пояснила Лола.
– Yes.
– Ему известны все подробности дела Лу Неккер.
– Yes.
– Я узнала, что Неккер была рокершей и жила в общине художников на перекрестке улиц Толбьяк и Бобийо. |