Это произошло в тот день, когда Алисия закончила академию, и в память навсегда врезался изумленный взгляд отца, когда она бестрепетной рукой взяла ее. Потом они рассмеялись, выпили в ознаменование ее выпуска виски двадцатилетней выдержки и выкурили свои «Монте-Кристо» до мундштука.
Странно, но все эти воспоминания, казалось, ей уже больше не принадлежали. Теперь они скорее походили на некие истории, рассказанные о каком-то другом, постороннем, не похожим на отца человеке и по непонятной причине сохранившиеся у нее в памяти.
Дверь открылась, и скрип отвлек Алисию от размышлений. В комнату вошла мать в черном траурном платье и шляпке с черной вуалью.
— Надеюсь, ты спустишься в гостиную? — спросила она.
— Может, поговорим? — вместо ответа предложила Алисия.
Мать словно ее не слышала. Всю неделю она, казалось, вела нескончаемый диалог с самой собой. По мнению Алисии, она и Винса пригласила на похороны только для того, чтобы дочь не подступала к ней с расспросами.
— Но у нас гости…
— Они могут подождать несколько минут.
Мать некоторое время размышляла над ее словами. Полный гостей дом давал ей отличный предлог и сейчас уклониться от беседы, но она, вероятно, поняла, что и без того слишком долго игнорировала дочь.
— Так о чем же ты хочешь со мной поговорить?
Алисия усадила мать в кожаное кресло, стоявшее в центре комнаты, и села напротив в такое же. Их отделял друг от друга мраморный постамент, находившийся в семье с незапамятных времен и служивший в последние годы столиком для коктейлей. Алисия в подростковом возрасте драпировалась в простыню, как в тогу, влезала на этот постамент и, пряча руки за спиной, изображала Венеру Милосскую. Что и говорить, эта комната была исполнена самых противоречивых чувств.
— Как ты думаешь, я должна простить папу? — пристально посмотрела она на мать.
— За что?
— Думаю, ты сама знаешь, и тебе не нужны мои объяснения.
— Твой отец любил тебя сильнее, нежели большинство отцов любят родных детей.
— Вся его жизнь была одна сплошная ложь, и он сделал меня ее центром.
— Его любовь к тебе не ложь.
— Это не аргумент, — покачала головой Алисия.
— А что тогда аргумент?
— Правда, — сказала Алисия, — вот что в конечном счете решает все.
— Правда заключается в том, что твой отец потерпел жизненный крах из-за того, что какой-то террорист взорвал в кафе бомбу, убившую его жену и дочь. Ему потребовалось много времени, чтобы найти причину жить дальше, и такой причиной стали мы с тобой.
После этих слов противоречивых чувств и эмоций только прибавилось. Но Алисия чуточку смягчилась.
— Почему ты согласилась взять приемного ребенка?
— Мы очень хотели иметь детей. Но я так и не смогла забеременеть.
— Ты знала о моих биологических родителях?
— Конечно, нет. Я думала, что удочерение состоялось по всем правилам.
— Но папа-то знал, что это не так.
Мать пожала плечами, словно пытаясь ей объяснить, что некоторые вопросы лучше оставить безответными.
— Как я уже говорила, эти люди разрушили его жизнь. Должно быть, он так понимал справедливость.
— Подожди секунду. Ты что — хочешь сказать, что мои биологические родители подложили бомбу, убившую его семью?
— Ну нет. Я ничего не знаю про этих людей — ни кем они были, ни чем занимались. Но при всем том являлись повстанцами.
— Стало быть, заведомо виновны?
Мать не ответила, но Алисия упорно ждала, не желая, чтобы она отделалась молчанием. |