Я подошел с правого борта, против ветра, и причалил к трапу. Матрос в непромокаемом плаще и французской бескозырке с помпоном сбежал по трапу и принял носовой конец.
– А‑а... Добрый вечер, приятель, – сказал дядюшка Артур. Он не пытался изображать что‑то: именно в таком тоне он обычно и разговаривает с людьми. – Сэр Энтони на борту?
– Да, сэр.
– Надеюсь, я могу встретиться с ним ненадолго?
– Если вы подождете... э‑э... – Он осекся, уставившись на сэра Артура. – О‑о, это вы, адмирал!
– Адмирал Эрнфорд‑Джейсон. А вы тот самый парень, что отвозил меня на «Колумбию» после обеда?
– Да, сэр. Я провожу вас в салон, сэр.
– Моя лодка подождет меня здесь несколько минут. – Тем самым он давал понять, что я всего лишь его матрос.
– Прекрасно, сэр.
Адмирал вскарабкался по трапу и прошел на корму. Десять секунд я потратил на осмотр съемных перил, обрамляющих трап, и решил, что их можно выдернуть без особого труда, затем последовал за адмиралом и его сопровождающим на корму. Я прошел коридором, ведущим в салон, и спрятался за вентиляционной трубой. Почти тут же матрос вернулся обратно. Секунд двадцать он будет размышлять, куда я делся, но меня мало занимало, чем он будет занят в эти двадцать секунд. Подкравшись к приоткрытой двери салона, я услышал голос дядюшки Артура. – Нет, нет, я искренне сожалею, что ворвался к вам столь бесцеремонно... Да, благодарю вас, пожалуй не откажусь, если вам не трудно. Да, и содовой, пожалуйста. – Казалось, дядюшка Артур пожаловал лишь для того, чтобы промочить горло на сон грядущий. – Спасибо, спасибо. Ваше здоровье, леди Скурос. Ваше здоровье джентльмены... Не хотелось бы вас задерживать, но буду очень благодарен, если вы поможете нам. Я и мой друг, мы очень обеспокоены, поверьте очень... Куда же он подевался? Я думал, он идет следом за мной...
Реплика Калверта. Я опустил воротник непромокаемой куртки, который закрывал нижнюю часть лица, снял зюйдвестку, скрывавшую лицо до самых бровей, вежливо постучал и вошел. – Добрый вечер леди Скурос. Добрый вечер, джентльмены. Прошу прощения за вторжение, сэр Энтони. Кроме дядюшки Артура их было шестеро – в дальнем конце салона, у камина. Сэр Энтони стоял, остальные сидели. Шарлотта Скурос, Дольмай, управляющий Скуроса, Лаворски – его банкир, лорд Чернли маклер, и пятый, которого я не узнал. Все держали в руках бокалы.
Их реакция на мое внезапное появление была интересной. Старин Скурос изобразил нечто среднее между неудовольствием и задумчивостью. Шарлотта Скурос послала мне настоящую улыбку. Дядюшка Артур не преувеличивал: кровоподтек у нее на лице был внушительный. Лицо незнакомца ничего не выражало, лицо Дольмана было непроницаемо, у Лаворски оно, казалось, было высечено из мрамора. Зато у лорда Чернли был такое выражение, словно он в полночь забрался в церковь на кладбище и кто‑то схватил его за плечо. Конечно, мне могло это показаться. Но что уж мне точно не показалось, так это звон упавшего на ковер хрустального бокала. Прямо сцена из мелодрамы викторианских времен. Наш маклер‑аристократ, видимо, еще сохранил остатки души. За других я бы не поручился. Дольман, Лаворски, в чем я особенно был уверен, сэр Энтони могли заставить свои лица выражать все что угодно.
– Боже мой, Петерсон – Тон Скуроса выражал удивление, но не удивление при виде человека, восставшего из могилы. – Я и не подозревал, что вы знакомы друг с другом.
– Господи, да, конечно же. Мы с Петерсоном коллеги, Тони. ЮНЕСКО, вы же знаете. – Дядюшка: – Артур всегда выдает себя за представителя ЮНЕСКО, эта крыша помогает ему оправдывать частые поездки за границу. – Морская биология настолько же составная часть культуры, как и науки. |