Мы ожидали в приемной. Между мамой и папой я чувствовала себя в безопасности, будто была чем-то очень хрупким. Лу с нами не пошла, она сидела в школе. Я с удовольствием поменялась бы с ней местами. Предстоял постлечебный осмотр, и мы все очень нервничали.

«Вот она, романтика приемной», – мелькнуло у меня в голове, и я тут же возненавидела это выражение. Знать не знаю, всегда ли так было, но сегодня я его ненавидела. Прямо сейчас, в эту секунду. Какая нелепость, на мой взгляд. Возможно, это смешно, потому что нет ничего менее романтичного, чем невзрачные холодные стены приемной, и любой придумает способ провести время получше. По-моему, чухня чухней. Приемная должна вызывать в нас благоговение, а не сарказм.

Руки у меня вспотели. Как же страшно… Стало бы легче, будь я в состоянии внятно объяснить, что именно меня так пугает. На обычном обследовании я не боялась бы. Но это обследование – постлечебное. Я еще не до конца выздоровела. И да, я ненавидела выражение «романтика приемной».

– Нора Фрей, – раздалось из динамика.

Мы встали, мама схватила меня за руку. Я хотела выдернуть вспотевшую ладонь – вдруг маме неприятно, – но она сжала ее еще крепче. И не отпустила.

Подошедшая помощница врача дружелюбно поздоровалась и сопроводила нас в один из процедурных кабинетов. На стенах в рамках висели картинки лесов, пустынь и гор. На полу лежал выцветший синий коврик. Перед светлым письменным столом – черные стулья. Мы сели на них и принялись ждать.

Тишина убивала. Наша с родителями тревога казалась ощутимой. Но о чем нам беспокоиться? У меня ведь ничего не болело, головокружений не было. Пока все замечательно.

Дверь открылась, и в кабинет вошел мужчина. Доктор Бах. Короткие темные волосы, угловатый подбородок, серьезный взгляд, который слегка смягчился, встретившись с моим.

Сдержанно, но дружелюбно поздоровавшись, доктор Бах сел напротив нас.

– Как ты, Нора?

Этот вопрос доводил меня до отчаяния. Последние две недели мне постоянно его задавали.

– Вроде хорошо, – пожала я плечами.

– Судя по данным, которые мне прислал из больницы твой лечащий врач, операция прошла успешно. Никаких осложнений. Сегодня я осмотрю шрам. Надо удостовериться, что он хорошо зажил.

Доктор Бах снова поднялся и попросил меня прилечь на кушетку в углу комнаты. Родители внимательно следили за происходившим.

Пальцы доктора Баха приятно холодили мою разгоряченную кожу, успокаивали нервы, которые быстро трепетали, будто крылья колибри. Я повернула голову, чтобы доктору лучше было видно рану. Он убрал в сторону мои волосы. Прикосновение к шраму я едва заметила, это было совсем не больно. Только слегка зудело.

– Чувствуешь?

Осторожное надавливание.

– Да.

– Больно? Тянет?

– Нет.

– Хорошо, – отойдя, доктор Бах кивнул. – Спокойно садись прямо.

Он улыбнулся сначала родителям, затем мне.

– С раной никаких проблем нет, все зажило, можете не волноваться. Ни покраснений, ни отеков, ни воспалений. Это прекрасно.

Родители с облегчением вздохнули. Мама взяла папу за руку.

– Есть какие-нибудь жалобы? Не бывает сильных головных болей? Колющего ощущения в затылке или во лбу? Давления?

Я покачала головой.

– Тошнота, головокружение? – продолжил доктор Бах.