Я воздерживался от того, чтобы делать какие-либо предсказания касательно Фалька и его воинов. Из-за этого я вступил в их владения вслепую, не обремененный ожиданиями. Когда Абаддон поинтересовался у меня, получал ли я от них какие-нибудь известия, я был вынужден признать, что Фальк умолк несколько месяцев назад.

— Ты выбрал самое странное время для проявления уважения к чужому уединению, — не без раздражения заметил Абаддон.

Он всегда преуспевал за счет того, что досконально знал все о своих подчиненных.

В какой-то момент он спросил меня, пытался ли я изгнать Нерожденных, которые делили с воинами одно тело.

— Я бы попытался, — сказал я, — если бы кто-то из них меня об этом попросил.

Абаддон кивнул.

— Я наблюдал издалека, как умирает мой легион. Многие из них продали собственную плоть за обещанную силу. Хайон, о сопротивлении соблазну легко говорить. Сложнее сопротивляться, когда на тебя смотрят стволы сотни болтеров и сделка с Нерожденными — твой единственный шанс выжить.

Пока он говорил о демонической одержимости, я не чувствовал в его тоне и мыслях никакого отвращения. Он понимал ее жертвенность, пусть даже сам предпочел устоять перед искушением. Имперскому уму может показаться странным слышать, как я говорю об одержимости демонами как о возвышении или достижении, хотя человеческий разум восстает против одной мысли об этом. Истина, как всегда, находится где-то посередине. Те, кому хватает силы покорить зверя внутри своего сердца, обретают пьянящую силу, сверхъестественное чутье и восприятие, а также практически бессмертие. Многие молятся об этом или же совершают самостоятельные путешествия в поисках достаточно разумного Нерожденного, желающего рискнуть осуществить подобное слияние. Однако редко кто может похвастаться тем, что просто погрузился в сырой варп и вышел по ту сторону, преисполненный нового могущества.

Именно это больше всего заинтересовало меня в состоянии Фалька и заставило держаться в отдалении, пока он проходил Изменение. Оно казалось организованным, направленным понимающей рукой. Я не собирался ничего делать, пока не узнаю, что за фигуры находятся на доске. Кто играет роль пешек и какова цель игроков?

За всем стоял Саргон. Теперь я был в этом уверен. Он помог воинам Фалька бежать на корабль лишь для того, чтобы бросить их, когда им сильнее всего требовалась рука надежного кормчего. Саргон отдал их на волю шторма, и они окунулись в разрушительные, очищающие волны, в то время как он — нетронутый и неизменившийся — вернулся сюда, в Элевсинскую Завесу.

Мы миновали четырех моих рубрикаторов, которые стояли на страже у одного из основных транзитных путей, ведущих обратно к главным коридорам. Они подтвердили мой проход, не опуская болтеров. Брошенный на их оружие взгляд показал, что в последнее время они не стреляли. Если Фальк и его Дваждырожденные сородичи и пытались выбраться, пока я находился на борту «Духа мщения», то они шли не этой дорогой.

Не потребовалось много времени, чтобы заметить оказываемое ими воздействие — присутствие Дваждырожденных искажало реальность. Старые металлические стены трескались от черных прожилок, а бронзовые лики Анамнезис преобразились в демонические морды и теперь напоминали женщин-горгулий и гротескные маски. В воздухе носился невнятный шепот, а также урчание жадной и поспешной трапезы. Я сделал вдох, и мое сознание пронзила боль от насыщенного привкуса и острого запаха болотной воды. Дваждырожденные, которые содержались в этом районе, не загрязняли и не оскверняли окружающую среду. Мир вокруг них преображала лишь сила их мыслей и желаний.

За долгие годы до того, в более невинную эпоху, подобные изменения навели бы меня на мысль о порче — о деградации и калечащих переменах.