— О, Дэвид, не будь идиотом, замолчи, наконец!

Учитывая обстоятельства, объятия ее оказались излишне страстными. Все еще улыбаясь, Дэвид согнулся и повалился назад. Она подхватила его, стараясь уберечь голову от удара об пол, и упала с ним вместе, а руки ее остались зажатыми между грязным полом, черноволосой головой и отяжелевшим раненым плечом.

Она взглянула на его лицо, болезненно бледное под разнообразными синяками и шрамами, и собралась с силами.

— Пока ты у меня беспомощный, — шепнула она и нежно поцеловала его. Потом распрямилась, села и осмотрела помещение.

С первого взгляда можно было составить о нем практически исчерпывающее представление: в комнате почти ничего не было. Единственную мебель составляли кровать с грубыми простынями, которые, судя по их относительной чистоте, доставили в заброшенную комнату недавно, и небольшой инкрустированный столик — элегантная полировка выглядела здесь явно неуместной. Деревянная дверь, которую Джесс даже не стала пробовать открывать. На столе стоял термос, кувшин с водой и два бокала — длинные, хрупкие хрустальные бокалы для вина. Заботливость и деликатность, которую Джесс вынуждена была оценить, проявились в присутствии единственной другой вещи, находившейся в комнате, если не считать паутины: под кроватью, скромно припрятанный, стоял круглый белый сосуд, целомудренно расписанный голубенькими незабудками.

— Я хочу положить тебя на кровать, — сказала Джесс, решив, что это сейчас самое главное.

— Я на ней уже был. — Дэвид старался помочь, они общими усилиями переместили его на постель, куда он безвольно свалился, лишившись сил.

— Что произошло? Ты что-нибудь помнишь? — Джесс рылась в карманах. Носового платка при ней не было. Она сняла свитер и блузку, снова натянула свитер — в комнате было сыро и прохладно, — оторвала кусок блузки, смочила его водой и принялась вытирать лоб Дэвида.

— Ничего, с того самого момента, как этот мерзавец меня подстрелил, и до того, как очнулся в этой комнате ужасов и увидел тебя лежащей на полу рядом со мной. Я предположил самое худшее, поэтому ты и застала меня за причитаниями, когда я тебя ощупывал. Я утратил обычное хладнокровие.

— Ты, разумеется, сам не свой. Они даже не позаботились перевязать тебя? Будь они прокляты. Пара расчетливых...

— Наверно, они были заняты другими мыслями, — рассудительно заметил Дэвид. — Нет, Джесс, оставь. Кровь, по крайней мере, остановилась, а если ты растревожишь рану... Ты знаешь, где мы?

— Мы можем быть только в одном месте. В доме.

— Правильно. Очевидно, в одной из башенных комнат. Я понимаю, ты сама вся разбита, но не попробуешь ли подобраться вон к тому окну?

Она попробовала, встала на цыпочки, но почти ничего не увидела. Решетки торчали в нескольких дюймах от стекол и были чересчур плотными, сквозь них мог пройти только палец, и ей не удалось даже протереть стекло.

— Вижу двор, — доложила она, скосив глаза. — Это какая-то из задних башен. Дэвид, светает. Мы пробыли здесь всю ночь.

— Через окна нельзя выбраться?

Джесс потрясла решетку. Она не поддавалась.

— Ну, попробуй дверь. Просто для смеха.

Дверь была заперта. Снаружи Джесс не услышала ни звука, даже приложив ухо к створке. Пол, хоть и старый, тоже был прочным, а к каменным стенам она не сочла нужным даже подступиться.

Она вернулась к кровати и снова вытерла лицо Дэвида. Он не издал ни звука, но разомкнул крепко стиснутые губы, когда на лицо попала холодная вода, и Джесс чуть не заплакала от злости и жалости.

— Надо смотреть фактам в лицо, — пробормотал он.