— Гленда хочет помочь не только нам, но и тебе, потому что твоя душа пребывает во мраке запретного колдовства и ненависти к Подателю Жизни, — усмехнулся Ораст. — Впрочем, твоя вина уже очевидна, но ты не сказала нам, где спрятала свои магические книги.
— Этого тебе не узнать никогда. — Женщина с вызовом взглянула прямо в глаза истязателя.
— А вот это мы сейчас проверим!
Ораст повернулся к палачу.
Тот все понял без слов и, взявшись за раму, повернул ее так, что жертва оказалась висящей лицом вниз над полом. Под тяжестью тела ее руки и ноги напряглись еще больше, но она была растянута в этом приспособлении так сильно, что почти не провисла. Торстен, надев кожаные рукавицы, перенес сначала одну, а потом и вторую жаровню прямо под тело жертвы.
— Когда захочешь говорить, дашь знать. — Ораст, отвернулся и подошел к Амальрику. — Месьор, у тебя есть к ней вопросы?
— Подождем. — Жестом руки барон остановил своего подручного.
Жар раскаленных углей сделал свое дело, жертва крепилась некоторое время, но потом не выдержала, и душераздирающий крик заполнил подземелье. Амальрик поднялся и подошел к Гленде, которая с ужасом смотрела на сведенный в отчаянном вопле рот несчастной. Барон что-то сказал ей на ухо, и она часто закивала головой, еле живая от страха.
— Хорошо, — сказал барон Торский и подошел к Асхильде.
Он взял ее за подбородок и чуть потянул вверх, повернув раму:
— Ты поджаришься, сука, как баранья туша, если не расскажешь мне все, что знаешь об исчезновении брата нынешнего герцога.
— Да, да, я согласна! — раздалось из-под его ладони.
Несчастная женщина была готова на все, лишь бы прекратились ужасные мучения. Амальрик сделал знак прекратить пытку. Жаровни убрали, и Асхильду вновь вернули в вертикальное положение. Кожа на груди и животе сморщилась и покраснела от жара, женщина мотала головой из стороны в сторону, с трудом приходя в себя.
— Вот теперь говорите! — приказал Амальрик, поудобнее усаживаясь в кресло. — Все, что знаете!
Глава шестая
Эрленд взглянул вверх, услышав крики ворон над головой. На крыше одной из башен замка две птицы, хлопая крыльями и хрипло каркая, делили какую-то добычу. Причина, из-за которой вороны производили столько шума, была снизу не видна, и аргосец тут же забыл о них, задержав свой взгляд на белых облачках, бежавших по синему небу, не белесому, как зимой, а яркого и свежего — словно кто-то тщательно умыл свод, покрывающий землю. Повеяло запахом приближающейся весны.
Эрленд шел по двору, намереваясь подняться на крыльцо, ведущее в комнаты управляющего, когда его внимание привлекли истошные крики, доносящиеся из окон подвала.
— Опять, — поморщился аргосец.
С той поры, как несколько дней назад в Хельсингер прибыл барон Торский со своим отрядом, крики истязаемых в подземелье жертв слышались беспрестанно днем и ночью, и даже толстые стены не спасали обитателей замка от жутких воплей.
— Когда же они, наконец, уберутся отсюда? — Обычно Эрленд старался побыстрее пройти это место, чтобы не слышать стоны несчастных жертв, но вдруг ему послышалось, что там, внизу, кто-то произнес знакомое имя. Он осторожно подошел к маленькому оконцу почти на уровне земли и, прижавшись к стене, чтобы не было заметно изнутри, прислушался. Точно! Он не ошибся. Голоса внизу упоминали имя Бьергюльфа и его старшего брата — герцога Хельсингерского Гюннюльфа, исчезнувшего неизвестно куда два года назад. Женские сдавленные голоса, прерываемые иногда властным мужским басом, в котором Эрленд узнал голос барона Амальрика, торопясь и захлебываясь слезами, рассказывали о том, что бывший герцог был околдован кем-то по наущению Бьергюльфа. |