Тогда были славные времена. Но потом Моргас стал превращать людей в залдаров. Теперь нет смысла воровать бедных животных, потому что никто их не ест: чтобы случайно не съесть отца, двоюродного брата или даже тещу. Но Моргас и его люди едят залдаров: они каннибалы.

Почти стемнело, когда все вернулись в большой зал замка. Нула присела на скамью, глядя на нас безумными глазами: она явно лишилась рассудка. Очевидно, у Товара тоже не все дома, хотя рассудок не так помутился, как у Нулы. Насчет Эндара и Йонды ничего нельзя сказать: они сидели молча и угрюмо, и создавалось впечатление, что они боятся, особенно Йонда: испуг в ее глазах не проходил.

Хотелось поскорее выбраться отсюда, и я сожалел, что не нашел предлога отправиться в путь засветло. Теперь, когда горело лишь несколько слабых, мигающих огоньков, замок выглядел совсем зловещим. Вечерняя трапеза казалась прямым заимствованием из повестей о таинственных убийствах: безумная хозяйка, глядящая на нас с нескрываемым подозрением; скованный, мрачный хозяин; молчащая запуганная молодежь; слуги, скользящие безмолвно и крадучись из тени в тень; ужас и откровенная ненависть в их глазах.

Все навевало мысли об отравлениях и ядах, и, улучив момент, я предупредил Иро Шана о необходимости быть осмотрительным. Мы оба не ели пищу, если она была не в общей посуде, откуда ее брали остальные члены семейства; даже в этом случае начинали есть только после наших хозяев. Как явление общественной жизни или как светское мероприятие ужин никак нельзя считать удавшимся.

Сразу после еды я заявил о желании удалиться на отдых, ибо у нас позади тяжелый день, а рано утром намереваемся отправиться в путь. На это заявление Нула рассмеялась, автор романов ужасов назвал бы такой смех зловещим. Не представляю, что такое зловещий смех. Можно было бы назвать смех Нулы могильным. Конечно, разницы большой нет, но звучит более впечатляюще.

Мы с Иро Шаном поднялись из-за стола. Товар позвал слугу и приказал отвести нас в приготовленную комнату. Пожелали семейству доброй ночи и отправились вслед за слугой. Когда проходили мимо Йонды, она поднялась и положила руку мне на плечо.

— Карсон с Венеры, — прошептала она, — будь…

Но тут Нула метнулась вперед и оттащила ее прочь.

— Дура, — зашипела она на молодую женщину. — Ты хочешь стать следующей?

На какой-то момент я заколебался, но потом, пожав плечами, пошел вслед за Иро Шаном и молчаливым слугой. Тот шествовал перед нами в тени, которую слабая свечка в его руке делала еще темнее. Поднялись по скрипучей шаткой лестнице на балкон, окружавший большой зал, и вошли в комнату.

Слуга зажег маленький светильник и тут же пробкой вылетел из комнаты с вытаращенными от ужаса глазами.

Глава 5

— Ну, что скажешь? — спросил Иро Шан, когда мы остались одни. — Кажется, нас очень боятся.

— Нула вбила в свою безумную голову, что мы эмиссары Моргаса, и, очевидно, убедила слуг. Йонда ей не верит, Товар не очень. Ничего не скажу об Эндаре. По-моему, Йонда единственный человек в доме, здоровый душевно.

Все напоминает мне древнюю легенду, существующую в мире, где я родился. Там речь идет о старом волшебнике по имени Мерлин, который мог превращать своих врагов в существа низшего порядка, например, в свиней, — точь-в-точь как Моргас, по словам наших хозяев, превращает людей в залдаров.

Еще там действовала орда бравых рыцарей. Они разъезжали по стране, освобождая прекрасных дам, заточенных в крепостные башни или превращенных в упитанных свиней: сэр Галахад, сэр Гэвин, сэр Ланселот, сэр Парсифаль и сэр Тристрам — те, кого я могу припомнить. Они бросались в драку по малейшему поводу и даже без всякого повода, чтобы спасти кого-нибудь; но здесь сходство кончается, ибо что-то не видно ни одного храброго рыцаря, готового спасти прекрасную даму.