Изменить размер шрифта - +
Ближе к совершеннолетию Адель начала ездить на эти сборища одна, и Марко постепенно научился не сходить с ума от беспокойства и одиночества за время её отсутствия, а радоваться, видя искреннюю благодарность дочери, когда та возвращалась, чтобы на долгие месяцы погрузиться в учёбу и работу, – поскольку Адель к тому времени уже не только училась, но и работала. Она поступила на факультет физкультуры и спорта, корпуса которого весьма кстати располагались как раз напротив офтальмологической клиники больницы Кареджи, где работал Марко, поэтому они то и дело встречались и часто обедали вместе; а также взяла полставки в своём тренажёрном зале, где вела занятия аэробикой, которые посещали в основном солидные дамы, ровесницы её отца, а когда зал оснастили скалодромом – ещё и группы по скалолазанию для малышей и начинающих взрослых. Конечно, зарабатывала она немного, но определённо больше, чем Марко в её возрасте, играя вместе с Неназываемым в азартные игры, и, в принципе, вполне достаточно, чтобы самой платить за одежду, бензин для «Рено-Твинго» и – что было неизбежно, но в её случае, вероятно, всё же необходимо – услуги психоаналитика. Хорошая девочка, правда, лучше и не пожелаешь, да ещё и красивая – той же непосредственной и трогательной красотой, что и её мать, хотя и несколько смягчённой кое-какими очаровательными несовершенствами. Вот почему он считал, что вскоре Адель выпорхнет из гнезда. Дошёл даже до того, что спланировал их разлуку: готов был cодержать ещё много лет – денег он подкопил, – чтобы дать ей время спокойно доучиться, не бросая своих увлечений и не забивая голову материальными вопросами; готов был и к тому, что однажды она оставит Флоренцию, или Италию, или Европу, чтобы поселиться в каком-нибудь райском местечке в жопе мира, и тешил себя мыслью когда-нибудь бросить всё и присоединиться к ней; он даже готовился вдруг обнаружить её довольно раннюю беременность (которая и в самом деле случилась) и выглядеть не слишком расстроенным, когда она расскажет ему об этом, возможно, держа за руку одного из тех парней с идеальными торсами, с которыми общалась на своих сборищах. И тем не менее, как это всегда бывает, когда заранее просчитываешь грядущие события и думаешь, что ничего не упустил, ход Адели всё-таки застал его врасплох. «Это будет Человек будущего, папа». «Ясно, но отец-то кто?» И в ответ – ничего. Человеку будущего уготовано было появиться на свет без отца, а Адели – стать довольной жизнью матерью-одиночкой, не знающей тревог и сожалений. Что же касается отцовской функции, её должен был исполнить тот, кто прекрасно справлялся с ней и в прошлом.

С одной стороны, это было самым искренним признанием в любви, какое Марко Каррере когда-либо доводилось слышать, что доставило ему глубочайшее, до дрожи в коленях, удовольствие. С другой стороны, однако, кое-что в этом плане его всерьёз обеспокоило. И не нужно было ворошить прошлое, дёргая старую нить у Адели за спиной, чтобы понять, что именно: связь между отцом и дочерью оказывалась в итоге слишком запутанной, напряжённой, а от психоаналитического фритюра, в котором его, несмотря на всё отвращение, обжаривали с самого детства, Марко уже тошнило. Разве не выглядит решение дочери несколько нездоровым? Уж не безумие ли это? А что, если за отказом Адели дать ребёнку отца стоит тяжёлая травма, ставшая последствием их общей с Мариной катастрофы? Или, может, какой-нибудь её собственной, невысказанной, не замеченной другими драмы, как у Ирены? А если за столь смелым заявлением о самодостаточности скрывается то, что биологический отец самым бесцеремонным образом её бросил или попросту решил избежать ответственности? Если Адель унаследовала от матери склонность отрицать реальность и искать убежища в мыльном пузыре лжи? Неужели за прочность этого пузыря снова будет отвечать он, Марко Каррера? Что, если он снова потерпит неудачу? И вообще, каким вырастет этот новый человек, если его станут воспитывать двадцатилетняя мать и пятидесятилетний дед? Да ещё этот пузырь – как долго он продержится, пока не лопнет?

Конечно, через несколько лет судьба дала бы вполне конкретный ответ на все эти вопросы, но пока реагировать на ожидания своей дочери приходилось именно Марко Каррере, и его реакция не могла быть неопределённой.

Быстрый переход