|
– Ненавижу, ненавижу вас, – говорит. Даю вам слово. Пройдет этот срок, и вы уедете, как только захотите. Она не соглашалась. Странно. Сидит, смотрит на меня, слезы текут, раскраснелась вся. Думал, сейчас вскочит, опять набросится, вид был у нее такой. Но она стала вытирать глаза. Потом закурила сигарету. И говорит: – Две недели. Я отвечаю: вы говорите – две, а я говорю – пять. Ну хорошо, пусть будет ровно месяц. До четырнадцатого ноября. Она помолчала, потом: – Четыре недели – это до одиннадцатого ноября. Я очень за нее беспокоился, хотел закруглить это дело, поэтому сказал, что имел в виду календарный месяц, но пусть будет двадцать восемь дней, раз она так этого хочет. Мол, дарю ей лишних три дня. – Очень вам благодарна. – Тон, конечно, саркастический. Протянул ей чашку с кофе, она взяла. Но прежде, чем сделать глоток, говорит: – Я тоже хочу поставить вам свои условия. Я не могу все время жить здесь в подвале. Мне нужны свежий воздух и дневной свет. И горячая ванна, хотя бы время от времени. Мне нужны материалы для работы. Радио или проигрыватель. Мне нужно купить кое что в аптеке. Нужны свежие фрукты и овощи. И мне нужно двигаться, а здесь нет места. Я говорю, не могу выпустить вас в сад, вы же опять устроите побег. Она выпрямилась на кровати. Видно, до этого немножко притворялась, уж очень быстро эта перемена произошла. – Вы знаете, что такое «под честное слово»? Я сказал «да». – Вы могли бы под честное слово разрешить мне выйти на воздух? Я могу пообещать, что не закричу и не сделаю попытки сбежать. Говорю, вы завтракайте, а я пока подумаю. – Нет! Не так уж много я прошу. Если этот дом действительно стоит на отшибе, риск вовсе невелик. Еще как на отшибе, говорю. А сам не могу решиться. – Тогда я снова объявляю голодовку. И отвернулась. И в самом деле осуществляла нажим, как теперь говорят. Конечно, у вас будут материалы для работы, говорю. Вам надо было всего навсего сказать мне об этом. И проигрыватель. И пластинки какие хотите. И книги. И еда какая хотите. Я же говорил, только скажите, и все будет. Все, что хотите. – А свежий воздух? – Сама даже головы не поворачивает. Это слишком опасно. Ну, тут наступила тишина. Погромче слов. И я уступил: может быть, поздно вечером. Посмотрим. – Когда? – наконец повернулась. Я должен подумать. Придется вас связать. – Но я же дам честное слово. Либо так, либо никак, говорю. – А ванна? Можно что нибудь придумать. – Мне нужна настоящая горячая ванна, в настоящей ванне. В этом доме не может не быть ванны. Ну, я о чем часто думал, я думал, как мне хочется, чтобы она увидела мой дом и обстановку, ковры и всякое такое. И мне хотелось, чтоб она побывала наверху, в доме. Когда я мечтал о ней по ночам, в мечтах мы, конечно, всегда были вместе наверху, а не у нее в подвале. Такой уж я человек, иногда поддаюсь порыву, иду на риск и делаю то, что другой на моем месте нипочем бы не сделал. Посмотрим, говорю. Надо все подготовить. – Если я даю слово, я его не нарушаю. Не сомневаюсь, говорю. Такие дела. Это все, так сказать, очистило воздух. Я ее стал еще больше уважать, и она меня. Перво наперво она составила список, что ей нужно. Надо было найти в Луисе магазин для художников и купить особый сорт бумаги, разные карандаши и всякое такое; сепию, китайскую тушь, кисти колонковые и всякие другие, разных форм и размеров. Потом еще что то в аптеке, дезодоранты и всякое такое. Конечно, опасно было покупать всякие женские вещи, мне то они не могли понадобиться, но я и на этот риск пошел. Еще записала, какие нужны продукты: свежемолотый кофе, много фруктов и овощей и зелени – очень ей это важно было. |
