Может, это была еще одна попытка устрашения? Но тогда зачем это делать так аккуратно и искусно? Если бы в мою комнату проникла мстительная Кэтрин, то, скорее всего, оставила бы после себя настоящий бедлам. Но такого тайного обыска я от нее не ожидала. Обыска, судя по всему, не законченного. Значит ли это, что непрошеный гость вернется и предпримет следующую попытку?

Приготовившись ко сну, я выключила свет и сразу же поняла, что в темноте мне не по себе. Я чиркнула спичкой, зажгла круглую свечу, защищенную толстым стеклом, и легла в постель, натянув на себя простыню и легкое одеяло, чтобы слабый жутковатый свет не мешал спать. Внизу бал был еще в самом разгаре, неутомимо звучала музыка. Малколм повторял свой репертуар, кроме «Песни о Колумбелле», которая так рассердила Кэтрин.

Из соседней комнаты — комнаты Лейлы — не доносилось никаких звуков, и я понадеялась, что девочка спит. Молодых так легко задеть! Я никак не могла убедить девочку, что ее болезненное чувство к Стиву О'Нилу когда-нибудь внезапно пройдет за одну ночь и она всецело заинтересуется кем-то другим, вероятно более близким ей по возрасту. Такие перемены в юности в порядке вещей. Даже поклонение перед матерью она сможет отбросить и убежать от него. Только бы у нее было на это время, только бы не произошло ничего, что нанесло бы ей непоправимый вред!

Я долго лежала без сна, но постепенно начала погружаться в приятную дремоту.

И вдруг, резко проснувшись, подняла голову, взглянула на кресло. Однако курящей золотоволосой женщины в огненно-красном платье в нем не было.

Где-то вдалеке монотонно лаяла собака, и, полагаю, именно этот звук меня разбудил. Теперь, когда я полностью проснулась, ощущение, будто что-то пропало — если не в комнате, то где-то в доме, — стало таким сильным, что я поняла: ни о каком сне не может быть и речи.

Я накинула на себя какую-то одежду, сунула ноги в туфли и вышла на галерею. Вокруг гаража и дорожки было темно и спокойно. Последняя машина давно покинула холм, слуги уже спали. Луна начала свое движение вниз, но была еще большой и очень яркой. Далеко внизу серебрилась неправильная тарелка Мэдженс-Бей, окруженная деревьями прилегающего парка.

Я медленно прошла по галерее к передней части здания. Французское окно в комнате Лейлы было распахнуто, и я на мгновение остановилась, чтобы прислушаться, но порывистый ветер заглушал тихое дыхание спящего человека. В комнате Мод тоже было темно, сквозь шторы не проникало ни малейшего лучика света, хотя я знала, что иногда она зачитывается допоздна.

Затем, встав в тени вьющихся буген-виллей, оглядела террасу. На ней еще оставались мокрые участки словно недавно прошел еще не один ливень. Факелы не горели, только луна слегка серебрила лужи. Висящие в небе облака обещали новые дожди, а ветер значительно усилился. Он буквально сдувал меня с галереи, и я, сопротивляясь его порывам, ухватилась за холодные чугунные перила.

Мое ощущение, что в доме происходит что-то недоброе, ничуть не уменьшилось оттого, Что я поднялась и вышла на галерею. «Невероятно, невероятно!» — почти слышала я мамин голос, но ничего такого не происходило. Все антенны, моего восприятия были настроены на что-то таинственное, то, чего я не могла ни слышать, ни понять. Я говорила себе, что тишина не зловеща, что ужасные дела в тишине не совершаются. Однако движение, которого я ждала, внезапно стало реальностью — со стороны тропического леса кто-то вбежал на террасу. По стремительности бега я узнала Лейлу. Весь вид девочки говорил о ее страхе и отчаянии. На ней по-прежнему было желтое платье, казавшееся в лунном свете зеленоватым. Вбежав в дом, она скрылась из виду.

Я быстро и бесшумно пробежала по галерее в свою комнату и открыла дверь в коридор, как раз когда охваченная ужасом девочка взбежала по лестнице.