|
Но какой же вы пассажир? Где вы смогли посреди ночи купить билет? — У меня есть деньги, чтобы его купить, капитан. — А выездная виза? — Пустая формальность для нас, иностранцев. — Формальность, но тем не менее ее соблюдают все, кроме преступных элементов. По-моему, у вас неприятности, мистер Джонс. — Да. Я, в сущности, политический беженец. — Почему же вы не обратились в британское посольство? — Мне будет уютнее на милой старой «Медее». — Слова прозвучали, как эстрадная реприза, и, может быть, поэтому он повторил: — На милой старой «Медее». — Вы и раньше не были для нас желанным гостем, мистер Джонс. Меня о вас не раз запрашивали. Джонс посмотрел на меня, но я не знал, чем ему помочь. — Капитан, — сказал я, — вы же знаете, что они здесь творят с арестованными. Неужели вы не можете сделать исключение?.. Его белая ночная сорочка, вышитая, очевидно, его грозной женой вокруг шеи и на манжетах, сейчас до ужаса напоминала судейскую мантию; он смотрел на нас с высоты своей койки, как с судейского кресла. — Мистер Браун, — сказал он, — я не могу пренебрегать своим положением. Мне приходится заходить в этот порт каждый месяц. Неужели вы думаете, что в моем возрасте компания доверит мне другое судно на другой линии? После того как я позволю себе такое нарушение правил, какого вы от меня требуете? — Простите. Об этом я не подумал, — сказал Джонс с кротостью, которая, по-моему, удивила капитана не меньше, чем меня, и поэтому капитан заговорил снова, почти извиняющимся тоном: — Не знаю, есть ли у вас семья, мистер Джонс. Но у меня она есть. — Нет, у меня никого нет, — признался Джонс. — Ни души. Если не считать кое-каких бабенок. Вы правы, капитан, обо мне слез никто проливать не будет. Придется выкарабкиваться как-нибудь иначе. — Он задумался, и мы молча смотрели на него. Потом он вдруг предложил: — Я мог бы проехать зайцем, если вы посмотрели бы на это сквозь пальцы. — Тогда мне пришлось бы передать вас полиции в Филадельфии. Устраивает вас это, мистер Джонс? Мне почему-то кажется, что у них в Филадельфии есть к вам кое-какие претензии. — Чепуха. У меня там не заплачен маленький должок, вот и все. — Ваш личный долг? — Но по зрелом размышлении, пожалуй, скажу, что меня это не очень устроит. Я восхищался самообладанием Джонса: он вел себя, как судья, который совещается с двумя экспертами по поводу запутанного дела. — По-видимому, выбор у меня небольшой, — подытожил он. — В таком случае советую вам все-таки обратиться в британское посольство, — холодно сказал капитан тоном человека, который заранее знает на все ответ и не потерпит возражений. — Наверно, вы правы. Но, говоря честно, я не поладил с консулом в Леопольдвиле. Все они одного поля ягода — эти карьеристы из дипломатической лавочки. Боюсь, что и сюда поступил на меня какой-нибудь донос. Вот незадача, правда? Неужели вам так уж нужно передавать меня в Филадельфии фараонам? — Необходимо. — Куда ни кинь, все клин, а? — Он обратился ко мне. — А как насчет какого-нибудь другого посольства, где на меня еще нет доноса?.. — У посольств свои правила, — сказал я. — Иностранец не может претендовать на право убежища в чужом посольстве. Вы потом сидели бы у них на шее, пока будет держаться это правительство. |
