|
Будьте покойны, я бы вовремя дал вам знак укрыться в британском посольстве. Если бы до этого дошло. Но до этого бы не дошло. Их человек протелеграфировал бы, что все в порядке, и получил бы свою долю, а потом вы бы к нам присоединились. — Какая же доля предназначалась ему? Я понимаю — это представляет сейчас чисто академический интерес. — Все было учтено. То, что я вам обещал, вы получили бы нетто, а не брутто. Все было бы ваше. — Если бы я выпутался. — В конце концов, всегда как-то выпутываешься, старик. — По мере того, как он обсыхал, к нему возвращалась самоуверенность. — У меня и раньше бывали промашки. В Стэнливиле я был так же близок к grand coup [решающий выигрыш — карточный термин (фр.)] и к финишу. — Если вы хотели надуть их на оружии, — сказал я, — вы допустили грубую ошибку. Их уже раз надули... — То есть как это надули? — В прошлом году один человек уже устроил им партию оружия на полмиллиона долларов с оплатой в Майами. Но американские власти были вовремя извещены и оружие задержали. Доллары, конечно, остались в кармане у посредника. Никто до сих пор не знает, сколько там было на самом деле оружия. Второй раз они на ту же удочку не клюнут. Перед поездкой сюда вам следовало получше все разузнать. — У меня был несколько другой замысел. В сущности, там не было никакого оружия. Да и откуда у меня может быть такой капитал? — От кого вы получили рекомендательное письмо? — От пишущей машинки. Как и большинство рекомендаций. Но вы правы, надо было получше все разнюхать. Я адресовал рекомендательное письмо не тому, кому надо. Впрочем, тут я сумел заговорить им зубы. — Ну, я готов. — Я посмотрел, как он нервно покручивает в углу шнур от лампы. Карие глаза, неаккуратно подстриженные офицерские усики, серый, нездоровый цвет лица. — Не знаю, чего ради я иду для вас на такой риск. Опять хотите сделать меня козлом отпущения. Я вывел машину на дорогу, не включая фар, и мы медленно двинулись к городу. Джонс сидел пригнувшись и для бодрости насвистывал. По-моему, это была популярная в 1940 году песенка «В среду после войны». Перед самой заставой я включил фары, понадеявшись, что милиционер заснул, но он не спал. — Вы сегодня ночью здесь проходили? — спросил я у Джонса. — Нет. Сделал крюк через чьи-то сады. — Все равно теперь уж нам его не объехать. Но милиционер засыпал на ходу и не стал нас задерживать: он проковылял через дорогу и поднял шлагбаум. Большой палец у него на ноге был перевязан грязным бинтом, и сквозь дыру в серых фланелевых штанах просвечивала задница. Он даже не стал искать у нас оружия. Мы миновали поворот к Марте, британское посольство и поехали дальше. У посольства я притормозил, там было тихо; тонтон-макуты, без сомнения, поставили бы у ворот часовых, если б знали о бегстве Джонса. — А что, если попросить у них убежища? Тут вы будете в безопасности. — Не хочется, старик. Я доставил им в свое время немало хлопот, вряд ли они встретят меня с распростертыми объятиями. — Папа-Док устроит вам встречу похуже. Тут ваше спасение. — У меня есть свои причины, старик... — Он запнулся, и я решил, что наконец-то он мне выложит все начистоту, но он сказал только: — Я забыл свой погребец. Оставил у вас в кабинете. На столе. — Неужели это такая потеря? — Люблю эту штуку, старик. Он был со мной повсюду. Это мой талисман. — Я привезу его вам завтра, если вы им так дорожите. |
