Впрочем, раздражением вкусовых рецепторов теракты не ограничились. Обосновавшись и осмелев окончательно, Вася, по прежнему свято чтя правило "не показываться", ввел в употребление музыкальные паузы. Натуральные, ага.

Наверное, пел он хорошо– не мне судить, с моим слухом. Но поскольку медузки в общем случае добросовестно адаптировали все подряд…

Слава богу, шансоном, на который я заимел аллергию к концу первого года на Фанином хозяйстве, Вася не баловался. Зато рок, то полегче, то послабее, летел изо всех щелей. Иногда скатываясь к своим особо экзотическим разновидностям. И все бы было ничего, ну подумаешь, я ведь тоже иногда напеваю что нибудь себе под нос, но переводчики мои старались на славу, заменяя оригинал подходящей земной версией в полном объеме. С аранжировкой, оркестровкой и даже вроде бы подпевкой.

И спрятаться было невозможно. Совсем совсем. Там, куда не добирались аппетитные запахи, каждое мгновение ожидалось очередное включение моей личной музыкальной радиостанции, и наоборот. Если раньше во время перемещения по базе у меня волей неволей возникали мысли о пустоте и одиночестве, то теперь ощущения чужого присутствия было в достатке. Даже слишком много. И напор усиливался. До такой степени, что на полном серьезе начинало казаться, что на тебя из за угла вот вот вывалится распевающая песни компания вечных студентов, смачно жующих шаверму и поливающая пол кока колой.

Нет, я не злился. Ну если только самую капельку. Я просто хотел, чтобы меня оставили в покое. И какое то время удавалось спасаться лифтами. Но все хорошее когда нибудь заканчивается, и в три часа пополудни, на восьмые сутки от появления на базе одного беспокойного гостя, мы все таки наткнулись друг на друга. Вернее, едва не столкнулись. Нос к носу.

До этого момента я искренне полагал, что по гравитационным колодцам можно лететь только в одном направлении, но Вася, похоже, умел нарушать любые законы, даже законы физики: он двигался мне навстречу, плавно и медленно. Так медленно, что в глаза друг другу мы смотрели, наверное, целых пять секунд. А потом от моего терпения осталось меньше следов, чем от лопнувшего мыльного пузыря.

Я дернулся к ближайшему выходу, почти промазал, больно проехался боком и спиной по ребрам переборок, плюхнулся на пол чуть ли не плашмя и заорал:

– Адъютант!

Вопреки обыкновению, блондинка откликнулась не сразу, видимо, чем то была занята в эту самую минуту, но собеседник у меня все таки образовался. Вася, которого экстренное торможение явно ничем не напрягло, присел на корточки рядом со мной и ласково поинтересовался:

– Что, снова мамку кличешь? А самому слабо со всем разобраться?

На ноги я поднимался, кажется, опираясь о стену. И не потому, что растерял последние силы, просто ничего не видел вокруг себя. От ярости, обиды, злости и всего остального, что целую неделю пытался давить и изничтожать.

– Или просто ручки марать не хочется?

Хочется. Ой как хочется! До крови и соплей. Так хочется, что в глазах двоится. Или даже троится? Нет, это уж слишком! И одного Васи было для меня слишком много, а когда он ещё и распадается на десятки копий, дрожащих, как марево над перегретым асфальтом…

Слой на слое и за слоем. Торт "наполеон", только что без крема. Рисунок, повторяющийся на каждом уровне. Схема электропитания, продублированная вглубь невесть сколько раз. Вагончики цветных импульсов, составами снующие туда сюда, пока где нибудь не загорится красный свет. Красный, как кровь, пульсом гремящая у меня в ушах.

Боксировать я никогда особо не учился. Так, баловался немного, со школьными приятелями, пока бесплатный кружок не закрыли.