Вот и сейчас все проходит ровно по тому же сценарию. Вместо того, чтобы, допустим, извиниться или потребовать объяснений, Вася просто пялится в стену. В ожидании моей реплики, ага.

А что я могу сказать? Да ничего. И так все ясно. Немного пороха в пороховницах у меня есть. На один выстрел. Конечно, это вселяет какую никакую уверенность в том, что смогу продать свою жизнь дорого. Вот только торговать и торговаться я отродясь не умел. И разговор поддерживать– тоже. Но Вася, как бы то ни было…

– Сам виноват.

– Я разозлился. Реально.

Да я тоже. Намедни. Только с большими разрушительными последствиями для самого себя в первую очередь. Но у меня хотя бы был повод, а у него?

– А чего вдруг?

– Да как то не каждый день тебе жизнь раз и навсегда. На такое никакой соломки не хватит.

– Ломают?

– Вдребезги и пополам.

Наверное, хорошо, что в его голосе нет чего то вроде осуждения или обиды. В том, по крайней мере, который мне транслируют мои переводчики. Но обвинение есть. в известный и единственный адрес.

– И что же именно я сломал?

– Транспортную стратегию. Уникальную, между прочим, и главное, малозатратную. Простому смертному, знаешь ли, не всегда по карману путешествовать, куда душа пожелает.

Хочет сказать, что его те четырехглазые куда то тащили вовсе не насильно? То есть, насильно, конечно, но в нужном направлении? И на месте прибытия Вася бы легко и просто…

– Извини.

– Да ладно, проехали уже.

– Но в плане путешествий, думаю, все можно устроить. Когда закончим ремонт, хочешь не хочешь, придется сниматься с якоря, и если скажешь, по какому адресу тебе нужно отправиться…

Вася вздохнул, тяжело и выразительно.

– Дремучий ты все таки человек, Лерыч.

А я и не спорю. Я всего лишь хочу если не загладить вину, то помочь.

– Та гоп компания твоего "добра" не забудет никогда, и тебе бы тоже неплохо это запомнить. Ну, до коменданта они, конечно, добраться попробуют в последнюю очередь, а вот меня будут пасти днем и ночью. Да ещё приятелям наводку дадут. Так что, да, накрылись мои "горячие путевки" медным тазом, на всю оставшуюся жизнь.

– Я же сказал: можем полететь в любую сторону. Куда тебе надо.

Вася скосил на меня взгляд. Добрый и ласковый.

– Никуда мне не надо. Ни больше, ни вообще.

– Я не…

– Все пути заказаны, понимаешь? Ладно, скажу проще. Мне и шага теперь с этой консервной банки на свободу не сделать. В каждом порту, где ты соберешься причалить, на пирсе меня будет ждать целая делегация давних и новых знакомых. А я хоть и двухконтурный, но не двужильный.

– И многим ты успел…

– Подгадить их сладкую жизнь? Да порядочно рыл наберется. Но раньше я сам по себе был, а теперь между мной и тобой не ниточка, целый канат натянут.

– Но на самом же деле мы вовсе не…

– Ты знаешь. Я знаю. А остальные что могут подумать, прикидываешь? Тут даже два и два складывать не нужно.

То, что он говорит, звучит разумно. И логично. Но это все совершенно не важно. А вот то, что Вася будет оставаться здесь всю свою, как сам выразился, оставшуюся жизнь…

И почему бы мне прямо сейчас взять и не обрадоваться? Искренне и облегченно? Потому что чувство вины мешает. Даже при том, что сам Вася, похоже, не особенно и огорчился своей новой "постоянной прописке" или просто успел примириться с этой мыслью, я ощущаю себя полным, неискоренимым и законченным идиотом. Всего и нужно было, что разок сыграть должностными мускулами, а чужая судьба взята и перечеркнута. И вроде как это, помимо всего прочего, ещё и накладывает. Ответственность, ага.