Мужчина сдержанно улыбается, никак не подтверждая и не опровергая догадки Нины.

— Меня невозможно убить, — наконец сообщает он.

— Но я ведь и не пыталась, — сказала Нина.

— Пыталась, — ласково говорит Гриша.

Нина внимательно изучает Гришин наряд, облик и кое-что понимает.

— Это тебя ищет полиция?

Гриша — или предполагаемый Гриша — выпячивает и поджимает губы, снова ничего не подтверждая и не опровергая.

— Ведь я как будто предчувствовала, что все обернется именно так. Ты подстроил смерть на мопеде, вовлек в этот заговор десятки людей, поселился в моем родном городе, а теперь стал сатанистом, похищаешь, пытаешь и убиваешь людей, держишь в страхе весь Приозерск.

Гриша или предполагаемый Гриша воздерживается от комментариев.

— Ты ведь пришла за живой водой? Можем договориться о сделке.

— Какая сделка?

— Литр воды в обмен на локон волос.

— Моих волос? И зачем они?

— Это мое личное дело. Нужна вода или нет?

Гриша или предполагаемый Гриша выдвигает ящик обеденного стола и достает ржавые садовые ножницы. Кажется, они перепачканы кровью и еще какими-то выделениями. Он подходит к Нине вплотную, осторожно берется за волосы и состригает не локон, а солидный пучок.

— У тебя случайно нет ручки?

— Ручки?

— Хотел написать расписку. Но, видимо, не судьба.

Гриша или предполагаемый Гриша складывает Нинины волосы в вакуумный пакет, который прячет в карман кожаной куртки. После чего идет к холодильнику и достает канистру. Нина подходит с пустой пластиковой бутылкой, и Гриша или предполагаемый Гриша начинает переливать содержимое канистры в бутылку. Вода из канистры мутновато-желтого цвета, с какими-то хлопьями. Нина не так себе представляла живую воду.

— Тем не менее это живая вода, — прочтя ее мысли, говорит Гриша или предполагаемый Гриша.

Нина спешит к кирхе, потому что время уже поджимает, но на ее пути появляется мужчина в кепке и куртке со светоотражающими элементами и просит подождать, пока не закончится съемка. На улице очень холодно, идет дождь — и ждать неприятно, но все-таки надо ждать. Вокруг прицепы, осветительные приборы, столики с быстрорастворимым кофе и сухим пайком. Камеры и осветительные приборы направлены на машину, возле которой стоит девушка в пуховике. Из салона выходит мужчина в военной одежде и, ни слова ни говоря, бросается к девушке сзади и зажимает ей рот платком. Девушка сразу же обмякает и падает ему на руки. Кто-то произносит что-то невнятное в мегафон, и актеры возвращаются на места. Сцена повторяется снова и снова. «Я уже заебался», — жалуется актер в военной одежде. Жалоба повисает в воздухе, и он послушно садится в автомобиль.

Наконец съемки приостанавливаются, и Нине разрешают пройти. Нина бежит изо всех сил, сжимая бутылку с живой водой двумя руками. Впереди виднеется кирха, и часы на ней сообщают, что сейчас полдвенадцатого. До кирхи идти всего ничего, так что Нина совершенно точно успеет зайти до полуночи. Нина не сбавляет скорости, чтобы успеть с запасом, но тут она замечает, что ноги стремительно тяжелеют. Земля под ногами затягивает, как зыбучий песок. Руки теряют чувствительность — и бутылка вот-вот вывалится из рук. Двигаться почти невозможно, но кирха недалеко, нужно всего лишь одно сверхусилие. И Нина, собрав волю в кулак, с первобытным ревом бросается в двери.

О линии жизни, категориях петербуржцев и незначительной болтовне на фоне значительных событий

Ворвавшись к себе, Сеня хлопает дверью и прижимается к ней, держа в руке нож для чистки картофеля. В коридоре остается Артем — в грязных домашних штанах и одном носке, вооруженный складным ножом.