Вдруг, как струна, порвалася,

         Осеклась речь помещичья.

         Потупился, нахмурился,

         «Эй, Прошка! – закричал,

         Глотнул – и мягким голосом

         Сказал: – Вы сами знаете,

         Нельзя же и без строгости?

         Но я карал – любя.

         Порвалась цепь великая —

         Теперь не бьем крестьянина,

         Зато уж и отечески

         Не милуем его.

         Да, был я строг по времени,

         А впрочем, больше ласкою

         Я привлекал сердца.

         Я в воскресенье Светлое

         Со всей своею вотчиной

         Христосовался сам!

         Бывало, накрывается

         В гостиной стол огромнейший,

         На нем и яйца красные,

         И пасха, и кулич!

         Моя супруга, бабушка,

         Сынишки, даже барышни

         Не брезгуют, целуются

         С последним мужиком.

         «Христос воскрес!» – Воистину! —

         Крестьяне разговляются.

         Пьют брагу и вино…

         Пред каждым почитаемым

         Двунадесятым праздником

         В моих парадных горницах

         Поп всенощну служил.

         И к той домашней всенощной

         Крестьяне допускалися,

         Молись – хоть лоб разбей!

         Страдало обоняние,

         Сбивали после с вотчины

         Баб отмывать полы!

         Да чистота духовная

         Тем самым сберегалася,

         Духовное родство!

         Не так ли, благодетели?»

         – Так! – отвечали странники,

         А про себя подумали:

         «Колом сбивал их, что ли, ты

         Молиться в барский дом?..»

         «Зато, скажу не хвастая,

         Любил меня мужик!

         В моей сурминской вотчине

         Крестьяне все подрядчики,

         Бывало, дома скучно им,

         Все на чужую сторону

         Отпросятся с весны…

         Ждешь не дождешься осени,

         Жена, детишки малые,

         И те гадают, ссорятся:

         Какого им гостинчику

         Крестьяне принесут!

         И точно: поверх барщины,

         Холста, яиц и живности,

         Всего, что на помещика

         Сбиралось искони, —

         Гостинцы добровольные

         Крестьяне нам несли!

         Из Киева – с вареньями,

         Из Астрахани – с рыбою,

         А тот, кто подостаточней,

         И с шелковой материей:

         Глядь, чмокнул руку барыне

         И сверток подает!

         Детям игрушки, лакомства,

         А мне, седому бражнику,

         Из Питера вина!

         Толк вызнали, разбойники,

         Небось не к Кривоногову,

         К французу забежит.