Гаврило Афанасьевич,

         Вскочив с ковра персидского,

         Махал рукой, подпрыгивал,

         Кричал! Ему мерещилось,

         Что травит он лису…

         Крестьяне молча слушали,

         Глядели, любовалися,

         Посмеивались в ус…

         «Ой ты, охота псовая!

         Забудут все помещики,

         Но ты, исконно русская

         Потеха! не забудешься

         Ни во веки веков!

         Не о себе печалимся,

         Нам жаль, что ты, Русь-матушка,

         С охотою утратила

         Свой рыцарский, воинственный,

         Величественный вид!

         Бывало, нас по осени

         До полусотни съедется

         В отъезжие поля [63 - Отъезжие поля – места сбора и ночевки охотников.];

         У каждого помещика

         Сто гончих в напуску [64 - Напуск – свора гончих собак.],

         У каждого по дюжине

         Борзовщиков [65 - Борзовщик – управляет сворой борзых собак на многолюдной псовой охоте.] верхом,

         При каждом с кашеварами,

         С провизией обоз.

         Как с песнями да с музыкой

         Мы двинемся вперед,

         На что кавалерийская

         Дивизия твоя!

         Летело время соколом,

         Дышала грудь помещичья

         Свободно и легко.

         Во времена боярские,

         В порядки древнерусские

         Переносился дух!

         Ни в ком противоречия,

         Кого хочу – помилую,

         Кого хочу – казню.

         Закон – мое желание!

         Кулак – моя полиция!

         Удар искросыпительный,

         Удар зубодробительный,

         Удар скуловорррот!..»

         Вдруг, как струна, порвалася,

         Осеклась речь помещичья.