|
Пиши-пиши, записывай, Газетная душа»…
* * *
«Алло! А я под Ниццею Ночным слоняюсь сторожем… Днем сплю в своей каморочке: Как каменный, – без снов. Ночами охраняю я Пустые виллы мертвые… Присяду под террасою, — Мимозы вьются-треплются, Грохочут волны дальние… Ботинками пудовыми От холода стучу. Ох, думы, думы темные, Как море, неуемные, С заката до зари… Пиши-пиши, записывай, Чернильный человек!»
* * *
«А я в Гренобле мыкаюсь, — Я на цементной фабрике Заборчики цементные Прессую третий год… Я в прошлом был учителем ОРЛОВСКОЙ Прогимназии, — Кто я теперь, не ведаю, — Не стоит ворошить… Душа моя цементная Оцепенела, съежилась, Посплю, поем, – на фабрику И больше ничего. Пиши меня в счастливые, Парижский землячок!»
* * *
«Эй, господин над крышею! — Чуть слышный альт надтреснутый По ветру долетел. У берегов Австралии Уж третьи сутки треплется Наш старый пароход… Компания голландская, Матросы африканские, А я, псаломщик пензенский, Здесь поваром служу… Ох, надоело, миленький! Хоть сыт, хоть койка мягкая, — Но стражду, как Иона, я Во чреве у кита… Нет ли в Париже, батюшка, Какой-нибудь работишки? Я в русской типографии Готов хоть пол мести, Лишь бы из брюха тесного, Железно-иноземного, К своим опять попасть…»
* * *
Со всех сторон доносятся Звенящие, скрипящие Ночные голоса… Козлов, как лось затравленный, Метнулся вбок, попятился… Влез на трубу стремительно, Вниз головой просунулся, Скользнул в нутро мохнатое, И вот, как полагается В подобных сонных случаях, Проснулся весь в испарине, В своей знакомой комнате На пятом этаже. |
