|
Ведь есть вещи, которые выше поста. Это отношение к ближнему. И вообще не то грех, что в рот, а то, что изо рта. — А Бог как на это смотрит? — А что Бог? Я его не боюсь, просто мне перед ним стыдно бывает. «Тоже вариант, — подумал Чадов. — А батюшка, видно, большой оригинал. И философ к тому же». — Вот ты, например, — ткнул пальцем в грудь журналиста отец Иоанн, — в Господа сам не веришь, а иных о нем вопрошаешь. Так ведь? Нет веры в сердце твоем? — Истинной — нет, — согласился молодой человек. — То-то. А ведь Всевышний постоянно говорит с нами, но мы не слышим его, поскольку наша голова наполнена бесконечным потоком обрывчатых и порою весьма бестолковых мыслеформ. — А вы сами, если не секрет, как пришли к вере? Опрокидин на пару минут задумался. Воспользовавшись паузой, Стылый быстренько наполнил стаканы. — Видишь ли, — грея в руке коньяк, веско изрек священник, — в один прекрасный момент я реально осознал — чтобы сделать что-то серьезное в своей жизни, нужна основа. Фундамент, причем идеологически-философский. Когда-то Альберт Швейцер сказал: «Физика в пике своем дает математику, математика в пике своем дает философию, философия в пике своем дает религию». И вот я начал поиски... Пришел в церковь, стал церковным служкой. Читал много. Именно тогда понял — современные люди не совсем понимают, что есть ортодоксия. Думают — нечто бородатое, хмурое, запуганное... Это не так. — Да уж вижу, — подтвердил Чадов, кивая на висящий на груди батюшки стальной солдатский жетон, на котором церковнославянской вязью было выгравировано: «Священник Иоанн Опрокидин». — А крест-то где? — Под облачением, — ухмыльнулся святой отец. — Чего зря выпячивать? Все и так знают, кто я да что... Верно глаголю, сыне? Стылый закивал, по-собачьи преданно глядя на духовное лицо. Степан даже позавидовал такому обожанию. На него вот так никто не смотрит. Заметил на руках отца Иоанна татуировки. На одной половина рисунка была выжжена — сплошной шрам. — У меня тут голая женщина была наколота, — уловил его недоумение Опрокидин. — А когда я в церковь пришел, решил ее вывести. Святые отцы по этому поводу шутили: «Уж лучше бы ты, Иван, женщину оставил. А так членовредительство получается». У меня и на теле еще имеются. Дракон огнедышащий... — Зверь апокалипсиса, — пошутил журналист и перешел к волнующему его вопросу. — А что вы думаете о призраке? Неужто и впрямь сама Смерть объявилась? И вновь задумался отец Иоанн. — Про то один Господь ведает, — молвил сухо. — Разуму людскому сие недоступно. — А не хотите узнать? — Нет, — сказал как отрезал батюшка. — И вам, чада мои, не советую! — Кстати, отче, — хихикнул Стылый. — Тут недавно прошел слушок, что и вы встретились с этим Сивым Мерином, да и сгинули. — Не дождетесь! — сунул кукиш под нос сталкеру Опрокидин. «Да что же это тут, мать-перемать, творится?!» — мысленно воскликнул столичный гость. — Привет, Плясун... На плечи Степана легли узкие женские ладони, а щеки коснулись горячие губы. |
