А мальчишеские потасовки? Те самые «рыцарские турниры», где главным и самым желанным призом становились смоченный под краном девичий платок, заботливо вытирающий кровь из твоего разбитого носа, да укоризненные слова, утверждающие, что ты самый глупый и притом еще и слепой парень на свете, раз мог подумать, что ей кто-то, кроме тебя, нужен.
И наконец зареванное лицо, уткнувшееся в твою раздираемую мукой расставания грудь. Тоненькая фигурка, бегущая по перрону вслед уходящему в столицу поезду и выкрикивающая обещания ждать твоего возвращения хоть всю жизнь...
Три года назад, впервые приехав в Зону, он к своему великому удивлению встретил здесь Татьяну Онегину, подвизавшуюся на местной культурно-просветительской ниве. Девушка подалась сюда за возлюбленным, возмечтавшим зашибить большую деньгу. Но незадачливый новичок погиб во время первой же ходки за Периметр. А его подруга, за неимением средств не смогшая убраться восвояси, устроилась в Бар сначала посудомойкой, потом перешла в официантки, а затем, когда совершенно случайно у нее обнаружился незаурядный певческий талант, стала по вечерам выступать на сцене, развлекая подвыпивших сталкеров. Да так и осталась.
Их со Степаном роман вспыхнул с новой силой. В первый раз уезжая домой, он даже предложил ей ехать вместе с ним. Однако Татьяна наотрез отказалась, не желая «быть обузой». «Не уживемся мы вместе, Степ, на Большой Земле, — рассудила она здраво. — Слишком мы разные. И летаем на разных высотах...»
Так и повелось, что в каждый его новый приезд сюда эти странные отношения возобновлялись, чем-то напоминая нормальную семейную жизнь...
— Я тоже скучал, — признался столичный гость.
Лицо девушки просветлело.
— Зайдешь вечерком, попозже, когда я Нюшку спать уложу? — спросила с надеждой.
— Непременно, — подтвердил парень и завертел головой. — А что, Нюшка здесь?
— Где ж ей быть? — горько скривила карминовые губы Татьяна. — Няньки-то у меня нет. За кулисами вертится. За ней девчонки присматривают, пока я выступаю...
— А вот и нет! — возопило что-то маленькое и кругленькое, выскакивая из-под стола. — И совсем не за кулисами, мамочка!
Это была крохотная, лет двух — двух с половиной девочка с рыжими косками, в которых болтались два огромных розовых банта.
— Пливет, Плясун, — совсем как мать поздоровалась она с Степаном, взбираясь к нему на колени. — Я тебя давно здала. Все гляделки плоглядела. Ты где слялся-то? Все по чузим бабам?
— Нюшка! — вспыхнула Татьяна.
Отец Иоанн тихонько хохотнул. А потом стал внимательно присматриваться к журналисту и крохе, переводя взгляд с одного лица на другое. Степан смутился. Он и сам подозревал нечто подобное, но подруга клялась и божилась, что ребенок не от него. В конце концов, обета верности она ему не давала и вольна спать и делать детей с кем заблагорассудится.
— Ой, мне пора выступать, — заспешила на сцену певица и строго приказала дочке: — Ты у меня смотри не болтай лишнего, а то по попе получишь.
— А вот и не получу, — обиженно высунула язык крохотуля. — Ты у меня доблая!
— Не подлизывайся!
Выйдя под перекрестный огонь прожекторов, Татьяна запела:
Шум неблизкого боя,
Рев мутантов вдали,
Верно, мы не герои,
Но здесь выжить смогли. |