| Нечего на них и внимание обращать. Пальцы Конана сами собой сжались на эфесе меча. - Не терплю рабства и не терплю жертвоприношений. А еще больше ненавижу грязных демонов, которые жаждут крови. Это омерзительно. - Хочу тебе напомнить, - медленно проговорил Ульфило, - что нас мало, а их много. И наш царственный повелитель, - в его остовах слышалось бесконечное презрение, - не разделяет в этом вопросе твоих чувств. - Царь Набо приберегает свои более нежные чувства для избранного меньшинства, - добавил Спрингальд. Вновь раздался барабанный бой, на этот раз медленный, завораживающий. Вперед вышли женщины и надели на шею рабыне гирлянды ароматных цветов. Ее руки были связаны за спиной. Женщину подтолкнули ближе к царскому возвышению. Повелитель поднялся и взял в руки факел. Держа его высоко над головой, он обратился к присутствующим: - Царь повелевает: мы славно пировали от плодов щедрой земли, так давайте теперь возблагодарим наших богов. Они голодны, но питаются не от земных плодов и не от звериной плоти, но от плоти мужчин и женщин. - Может, лучше уйти? - сказала Малия, побледнев сильнее обычного. - Это оскорбит духов, - предостерег их Кефи. - Если хотите остаться в живых и получать царские милости, вы должны присутствовать на жертвоприношении. Волей-неволей им пришлось пойти вместе со всеми. Процессия проследовала вокруг возвышения башни и приблизилась к длинному спуску, который вел прямо от входа и на сотню шагов вдавался в озеро. Влажный, сырой воздух больше походил на морской. Рабыня, казалось, ничего не чувствовала, ее лицо выражало лишь животную покорность. Агла подпрыгивала и пританцовывала перед ней, заливаясь безумным смехом и кружась на своих ножках-соломинках. Она больше напоминала резвого ребенка, а не старую женщину. Она вскрикивала и подвывала тонким, пронзительным голосом, подхлестывая свой экстаз. - Нельзя призывать богов, как будто созываешь свиней на помои, пробормотал Спрингальд. - Боюсь, что местным богам приличия неведомы, - заметила Малия. Она прилагала огромные усилия, чтобы только не выдать охватившее ее чувство омерзения и ужаса. В толпе слышалось пение. Голоса звучали то громче, то тише, в сложную гармонию вплеталось неистовство танца и бой барабанов. Все это зрелище представляло собой жуткую, мрачную, но в то же время прекрасную картину, Процессия приблизилась к самым ступеням. Возглавляла ее Агла. Подойдя к кромке воды, она подняла в воздух свой увешанный погремушками посох и воззвала к божествам. Вначале это было все то же писклявое пение, но постепенно тональность менялась, и она издавала уже такие звуки, которые не может произвести нормальное человеческое горло. С ее слюнявых губ срывалось какое-то бульканье, резкие щелчки и что-то совсем невообразимое. Она пела, и вода в озере начала меняться. - Что это такое? - в тревоге прошептала Малия. На гладкой поверхности воды возникло какое-то пятно. Оно светилось изнутри густым красным светом. Потом стало понятно, что возникло оно не на поверхности, а будто бы поднялось из водных глубин. Колдовское пятно медленно росло. Из глубины озера что-то поднималось все выше. Раздался всплеск, какое-то движение на поверхности. Еще один всплеск. Из воды выпрыгивали огромные бесформенные рыбы, как будто там, внизу, их преследовала какая-то опасность. Эти монстры прыгали и резвились на поверхности озера. В неясном свете трудно было хорошенько их рассмотреть, но все же видно, что они не похожи ни на одно живое существо, которое когда-либо обитало в водной стихии. Одни выбрасывали в воздух щупальца. Другие хлопали перепонками, похожими на крылья летучей мыши. Люди пришли в ужас, когда исполинских размеров рыба схватила похожую на осьминога тварь при помощи части тела, которую вполне можно было бы назвать рукой, и затолкала извивающуюся добычу себе в рот. - Это против всех законов природы! - воскликнула Малия. - Не ожидала такого? - поинтересовался Спрингальд. Киммерийцу же, чтобы остаться на месте, потребовалась вся его сила воли. Колдовство и вся связанная с ним отвратительная мерзость всегда вызывали в нем бурю негодования, а на этот раз дело поворачивается, кажется, особенно диким и ужасным образом. |
