Король Стигии оказался достойным противником, на редкость сильным и ловким, крепким орешком даже для Конана, ранее не знавшего себе равных. Клинки мелькали со скоростью молний, почти не различимых для глаз друзей, которые с нескрываемым восхищением следили за битвой титанов. В смертельном поединке сошлись равные по силе бойцы, ни в чём друг другу не уступая. Тела давних врагов блестели от пота, из глоток со свистом вырывалось прерывистое дыхание, легкие раздувались подобно кузнечным мехам. Однако темп боя лишь нарастал, выжимая из бьющихся последние силы. На руках, ногах и груди бойцов появились уже неглубокие порезы, и кровь тонкими струйками сочилась по блестящей от пота коже. Но враги продолжали обмениваться сокрушительными ударами, оставлявшими зазубрины на лезвии клинков, звенела и сыпала искрами упругая сталь. Но любому напряжению есть свой предел и, в конечном счете, столь бешеного ритма не выдержал Тутхемес. Монарх южных земель проиграл в стойкости, выносливости и живучести варвару из далёкой северной страны. С каждым новым выпадом удары стигийца ослабевали, движения становились неуклюжими и медлительными, но и Конан изрядно устал и уже не был таким быстрым и ловким, как в начале поединка. Но его удары силы не утратили. Буквально, валясь с ног от перенапряжения, он выбил оружие из рук заклятого врага и из последних сил вонзил меч ему в грудь. Тутхемес, захлёбываясь собственной кровью, медленно осел на пол и обхватив лезвие руками, со стоном завалился на бок. Спустя несколько ударов сердца, жизнь покинула его бренное тело.

Изнеможённый поединком, Конан едва держался на ногах, покачиваясь, как молодой ясень на ветру. Акула и Гавер подбежали к нему и подхватили под руки, не позволив свалиться на пол.

— Не упал. — ухмыльнулась Капна, вместе с братом стоя у настежь распахнутых дверей колонного зала.

— Подождите. — в тишине зала раздался голос царя Нинуса, о котором в пылу схватки уже успели позабыть.

Конан тряхнул головой, оттолкнул от себя друзей и не самой твёрдой походкой направился к мраморному пьедесталу.

— Кто ты, могучий воин? — спросил царь, в глазах которого на мгновенье зажглась и тут же погасла искорка любопытства.

— Я Конан из Киммерии — король Аквилонии. — устало произнёс варвар, и немного собравшись с мыслями, поинтересовался в своей неизменной грубоватой варварской манере:

— Чего тебе?

— Покоя. — было ему ответом.

— Чего, чего? — варвару показалось, что он не расслышал царя.

— Моё время прошло. — пояснил Нинус. — Я слишком долго пребывал в царстве мёртвых, чтобы вновь по достоинству оценить всю прелесть жизни. Нет мне места среди живых. Когда я опущусь в саркофаг, положи камень мне на грудь, и да упокоюсь я с миром.

— Как скажешь. — пожал плечами Конан, не видя причин отказывать царю в его последней просьбе.

Катамаи Рей подошел к варвару и протянул ему сердце Аримана, чтобы тот выполнил просьбу царя и оставил при себе по праву принадлежащий артефакт. Когда царь Нинус улёгся в саркофаг и, скрестив на груди руки, опустил веки, Конан положил пульсирующий камень ему на грудь. В течение нескольких ударов сердца, с живым человеком произошли изменения, обратные тем, что друзья видели прежде, превратив пышущее здоровьем тело в иссохшую мумию.