Но мечта не сбывалась, за темным прямоугольником
по-прежнему таилось Неведомое. И еще за ним таились мощь и мудрость,
глубочайшее, снисходительное понимание рода людского и, что всего
удивительней, какая-то насмешливая нежность к букашкам, что кишат на
планете далеко внизу.
Из решетки, должно быть, скрывающей динамик, зазвучал спокойный,
неизменно неторопливый, хорошо знакомый голос - все люди, кроме
Стормгрена, доныне слышали его лишь однажды. Глубина и звучность его -
единственный ключ, позволяющий как-то представить себе Кареллена: за
ними ощущаешь что-то громадное. Кареллен очень большой, наверно, много
больше человека. Правда, кое-кто из ученых, исследовав запись той
памятной речи, предположил, что говорило не живое существо, а какая-то
машина. Но Стормгрену в это не верилось.
- Да, Рикки, я слышал вашу беседу. Итак, что вы думаете о мистере
Уэйнрайте?
- Он честный человек, хотя о многих его последователях этого не
скажешь. Как с ним поступить? Сама по себе Лига не опасна... но там есть
экстремисты, они открыто призывают к насилию. Я даже подумывал, не
поставить ли у своего дома охрану. Надеюсь, в этом все же нет нужды.
Кареллен словно и не слышал и, к досаде Стормгрена - так случалось
не впервые, - заговорил о другом:
- Подробный план создания Всемирной федерации объявлен уже месяц
назад. Много ли прибавилось к семи процентам несогласных со мною и к
двенадцати процентам не имеющих определенного мнения?
- Пока немного. Но это неважно, меня беспокоит другое: даже ваши
сторонники убеждены, что пора уже покончить с таинственностью.
Вздох Кареллена прозвучал совсем как настоящий, только вот
искренности в нем не чувствовалось.
- И вы тоже так полагаете, а?
Вопрос чисто риторический, отвечать не стоит. И Стормгрен продолжал
горячо:
- Неужели вы не понимаете, до чего нынешнее положение вещей мешает
мне исполнять мои обязанности?
- Мне оно тоже не помогает, - пожалуй, даже с чувством отозвался
Кареллен. - Хотел бы я, чтобы люди перестали считать меня диктатором и
помнили: я всего лишь администратор и пытаюсь проводить что-то вроде
колониальной политики, которая разработана без моего участия.
Весьма приятное определение, подумал Стормгрен. Любопытно,
насколько оно правдиво.
- Но может быть, вы по крайней мере хоть как-то объясните эту
скрытность? Нам непонятно, в чем ее причина, отсюда и недовольство, и
всевозможные слухи.
Кареллен рассмеялся - как всегда громко, раскатисто, слишком гулко,
чтобы смех этот звучал совсем как человеческий.
- Ну, а за кого меня сейчас принимают? Все еще преобладает теория
робота? Пожалуй, мне приятнее выглядеть системой электронных ламп, чем
какой-нибудь сороконожкой, - да-да, я видел карикатуру во вчерашнем
номере "Чикаго таймс"! Мне даже захотелось попросить подлинник. |