И когда он займет это место, тогда исполнится пророчество, вот уже много веков хранимое Домом Синанджу. О том, что станет когда нибудь Мастером белый человек, умерший и вернувшийся к жизни, и будет он величайшим Мастером всех времен, и скажут о нем, что он – воплощение великого бога Шивы. Шива разрушитель. Дестроер. Римо.

И вот теперь Смит хочет, чтобы все это пошло прахом только потому, что какие то идиоты вознамерились взорвать других идиотов.

И тем не менее, контракт – свят. Это – краеугольный камень, на котором стоит Дом Синанджу. Слово Мастера – слово, данное при заключении контракта, – нерушимо. Ни один из Мастеров прошлого еще ни разу не нарушил условия контракта, и Чиун, за плечами которого стояли многие тысячелетия традиции, не мог позволить себе стать первым.

Он все так же сидел на полу. Очень медленно он поднял руки и кончиками пальцев прикоснулся к вискам.

В комнате стемнело, настала ночь, а он все не шевелился, но воздух в комнате дрожал, вторя звукам смертной муки, срывающимся с губ Чиуна.

Глава тринадцатая

– Почему мы решили остановиться в мотеле? – спросила Памела.

– Потому что я жду звонка, – ответил Римо. – А ты что, не хочешь остаться со мной? Ну, тогда беги и садись на ближайший самолет, и он отвезет тебя к твоим лилипутам.

– К лилипутам?

– Из Ливерпуля. Так зовут жителей Ливерпуля. Лилипуты, – терпеливо втолковал ей Римо.

– Ничего подобного.

Очень много подобного. Я сам читал. «Битлз» были лилипутами.

– Ливерпульцами, – сказала Памела Трашвелл.

– Ничего подобного.

– Очень много подобного.

– Я не собираюсь сидеть тут с тобой и учить тебя правильно говорить по английски, – заявил Римо. – Отправляйся домой. Кому ты нужна?

Это больше, чем что либо другое, убедило ее остаться, хотя она с нескрываемым отвращением рассматривала мрачную комнату, похожую на множество других, в которых Римо провел так много ночей. Мебель можно было бы назвать практичной, но куда больше оснований было назвать ее уродливой. Стены, некогда белые пожелтели от дыхания множества курильщиков. На полу был ковер, но впечатление было такое, что он последние двадцать лет использовался как покрытие не просто тротуара, а мостовой в тоннеле Линкольна. Он был затерт до основы, и если она не просвечивала, так только потому, что была покрыта толстым слоем глубоко въевшейся грязи и пыли.

В унитазе была темная полоска на уровне воды, горячий кран умывальника не работал, а единственный предмет роскоши в номере – электрокофеварка в ванной – тоже не работала. В номере витал слабый запах аммиака – так пахнут некоторые чистящие составы, но никаких указаний на то, что хоть какая нибудь уборка тут когда нибудь производилась, не было.

– Так зачем ты тут остановился? Какого еще звонка ты ждешь?

– Я хочу обнаружить место, где сейчас находится Бьюэлл, – ответил Римо.

– Лучше я пойду и попытаюсь отыскать его сама, – заявила Памела.

– Почему бы тебе не попытаться? – с надеждой спросил Римо.

– Потому что ты без меня такой беспомощный. Ты еще поранишься, а я буду испытывать угрызения совести, что стала тому причиной. Потому что не осталась рядом с тобой и не уберегла тебя.

– Я не стану являться тебе в ночных кошмарах, – пообещал Римо.

– Ты что то слишком уж настырный для человека, выслеживающего телефонного хулигана, – заметила Памела.

– Ты тоже – для девушки, которую ущипнули за сиську, – отпарировал Римо.