Таким же образом он описывает фигуру за фигурой: изгоя, вдову, ученика, советника, зверя, корабль. Он рассказывает, как они движутся, какую роль играют, даже немного об их истории. Например, по его словам, изгоя исключили из поздних вариантов игры, поскольку он «излишне анархическая фигура», а игроки стремились к «более стабильной игре».

Галли слушает, не до конца понимая, что именно ему следует запомнить. Но он крайне внимателен, даже не моргает и не отводит взгляда, боясь, что иначе все может в тот же миг исчезнуть.

— Смысл существования всех фигур — служить другой, единственной фигуре… — его учитель снимает с доски последнюю статуэтку, похожую на самого Палпатина, — Императору. Задача всех фигур в вотчине — защищать императора. Если император падет, игра заканчивается, независимо от того, сколько фигур осталось на доске. Понимаешь?

— Понимаю.

— Тогда расскажи мне, что это означает.

Судорожно сглотнув, Галли сосредоточенно пытается постичь суть урока, который хочет преподать ему Император.

— Это означает, — откашлявшись, говорит он, — что вотчина не может выжить без Императора.

На лице Палпатина появляется улыбка, похожая на ползущую по треснутой стене многоножку.

— Хорошо. Очень хорошо. Верно. Ты крайне проницателен. — Внезапно улыбка исчезает, и ее сменяет недовольная гримаса. — Но не до конца, — зловеще заявляет старик. — Вотчина не просто не может выжить — суть в том, что права на жизнь не заслуживают и оставшиеся фигуры. — Его полный гнева голос звучит все громче, слова все быстрее срываются с его губ. — Их единственная роль состоит в том, чтобы защищать Императора. Если Империя не в состоянии защитить своего Императора, эта Империя обречена на гибель. Она рухнет не только оттого, что лишится главной фигуры, но и оттого, что ей отказано в праве существовать!

К концу тирады старика Галли силится что-то сказать, но не может. Он пытается вздохнуть — и это тоже не получается. Он хватается за горло, и из его рта вырывается лишь плаксивый стон. В висках пульсирует кровь, в глазах начинает темнеть.

«Вот оно. Это моя смерть. Я провалил урок».

Палпатин машет рукой, и сжимающая горло Галли сила исчезает столь же быстро, как и появилась. Юноша судорожно вздыхает, пытаясь не разрыдаться.

Палпатин на удивление мягко берет Галли за руку. Кожа его тонка, как бумага, и в то же время кажется странно острой: если провести по ней не в ту сторону, можно порезаться, словно бритвой.

— Меня злят мысли об Империи, которая может подвести своего Императора, — с грустью говорит Палпатин. — Но подобное нельзя исключать, а поэтому разумно вести очень долгую игру. Нужно предусмотреть любой исход и соответственно все спланировать. И ты примешь участие в этом плане.

— Каким образом?

— Ты, мой мальчик, — мои «Крайние меры».

— Что это значит?

— Это непредвиденные расходы, которые придется понести.