|
Молодая девушка, покраснев от чувства удовлетворенного тщеславия, ушла, бросив ему стыдливо-смелый взгляд, отнюдь не выражавший ни гордости, ни целомудрия. Как только ученицы скрылись за оградой монастыря, учтивый патриций вернулся на середину церкви и, приблизившись к профессору, медленно спускавшемуся с хоров, воскликнул: - Клянусь Бахусом, дорогой маэстро, вы мне скажете, которая из ваших учениц только что пела "Salve, Regina"! - А зачем вам это знать, граф Дзустиньяни? - спросил профессор, выходя вместе с ним из церкви. - Для того, чтобы вас поздравить, - ответил молодой патриций. - Я давно уже слежу не только за вашими вечерними церковными службами, но и за вашими занятиями с ученицами, - вы ведь знаете, какой я любитель церковной музыки. И уверяю вас, я впервые слышу Перголезе в таком совершенном исполнении, а что касается голоса, то это самый прекрасный, какой мне довелось слышать в моей жизни. - Клянусь богом, это так, - проговорил профессор с самодовольной важностью, наслаждаясь в то же время большой понюшкой табаку. - Скажите же мне имя неземного существа, которое привело меня в такой восторг, - настаивал граф. - Вы строги к себе, никогда не бываете довольны, но надо же признаться, что свою школу вы сделали одной из лучших в Италии: ваши хоры превосходны, и ваши солистки очень хороши. Однако музыка, которую вы даете исполнять своим ученицам, такая возвышенная, такая строгая, что редко кто из них может передать все ее красоты... - Они не могут передать эти красоты так, чтоб их почувствовали другие, раз сами их не чувствуют, - с грустью промолвил профессор. - В свежих, звучных, сильных голосах, слава богу, недостатка у нас нет, а вот что касается до музыкальных натур - увы, они так редки, так несовершенны... - Ну, во всяком случае, одна у вас есть, и притом изумительно одаренная, - возразил граф. - Великолепный голос! Сколько чувства, какое умение! Да назовите же мне ее наконец! - А ведь, правда, она доставила вам удовольствие? - спросил профессор, избегая ответа. - Она растрогала меня, довела до слез... И при помощи таких простых средств, так натурально, что вначале я даже не мог понять, в чем дело. Но потом, о мой дорогой учитель, я вспомнил все то, что вы так часто повторяли, преподавая мне ваше божественное искусство, и впервые постиг, насколько вы были правы. - А что же такое я вам говорил? - торжествующе спросил маэстро. - Вы говорили мне, что великое, истинное и прекрасное в искусстве это простота, - ответил граф. - Я упоминал вам также о блеске, изысканности и изощренности и говорил, что нередко приходится аплодировать этим качествам и восхищаться ими. - Конечно; однако вы прибавляли, что эти второстепенные качества отделяет от истинной гениальности целая пропасть. Так вот, дорогой учитель, ваша певица - одна по ту сторону пропасти, а все остальные - по эту. - Это правда и хорошо сказано, - потирая от удовольствия руки, заметил профессор. - Ну, а ее имя? - настаивал граф. - Чье имя? - лукаво переспросил профессор. - Ах, боже мой! Да имя сирены, или, вернее, архангела, которого я только что слушал. - А для чего вам это имя, граф? - строго возразил Порпора. - Скажите, господин профессор, почему вы хотите сделать из него тайну? - Я вам объясню, если вы предварительно откроете мне, почему вы так настойчиво добиваетесь узнать это имя. |
