– Взрыв! Среди бела дня! Буквально в центре города! Вы хоть знаете, сколько было свидетелей? Не знаете! А я уже знаю! Сорок семь! Пятеро после вошли в особняк! Семнадцать видео залито на Ютьюб! И это не считая обсуждения в соцсетях и фотографий, которые оказались на сотнях ресурсах! Да чтоб вы так жили, как мы работаем!

Закончил Феликс Янович на высокой пронзительной ноте, и, кажется, лампочки в люстре от его вопля слегка завибрировали. Да, так орать – это наcтоящий талант.

Я же понемногу начала понимать, к чему он вообще клонит. Выходит, что задача отдела информирования… делать так, чтобы люди не узнали о том, что делают все прочие сотрудники конторы?

– Давай без драмы, ладно? Ребята прокололись, не спорю,   начал мягко увещевать коллегу Илья Петрович, – и доставили вам порядком проблем. Нам всем очень нелoвко и мы хотим принести искренние извинения за доставленные неприятности.

Рыжий мужчина злo сверкнул зелеными глазами, но смотрел он хотя бы только на нашего начальника. Значит, можно было выдохнуть и немного расслабиться, пока ругают не меня.

– Не стоит развивать иллюзии, что у вас есть стыд и совесть! Я слишком хорошо знаю, что нет, – отчеканил Яныч, а потом последовал контрольный выстрел: – Докладная на стол директора ляжет сегодня же.

После этого мужчина посчитал свой долг выполненным и покинул кабинет Ильи Петровича, чеканя шаг. Как только дверь за рыжим закрылась, все дружно издали вздох облегчения. Ор Фелиқса Яновича казался пострашней грядущей докладной.

– Сегодня Яныч прям в ударе,   убито пробормотал Вано и поежился. Несмотря на весь демонстративный Ванькин мачизм, Ружинского он, похоже, побаивался.

Тут Илья Петрович повернулся уже к нам.

– Я вас сколько просил не косячить и не подводить меня под удар Ружинского? – рявкнул от всей души шеф.   Мы ещё после прошлого раза не отписались, а теперь все по новой начинается? Нельзя было, что ли, по инструкции действовать? Вызвать помощь! Сами же говорите, что все было не настолько жестко!

То есть застрять непонятно где без надежды найти выход самостоятельно – это и не настолько жестко. Может, ещё не поздно уволиться? Ну вот так взять, положить заявление на стол начальника отдела, развернуться и… к родителям, домой.

– Петрович, ну чего ты? Там ещё черт его разберет, чем мoгло обернуться. Аномалия разошлась, а у нас девчонка новенькая,   принялся оправдываться смущенный Фил, на физиономии которого одно за другим проступали красные пятна. – Ну, подумай, как мы должны были дожидаться помощи? К тому же сам знаешь, сколько наши до места происшествия добираются. До ночи бы прокуковали.

И тут до меня начало доходить, кого коллеги не иначе как по широте душевной решили назначить крайним. Точней, крайней. Меня. Как будто если бы не я, то не пришлось бы наводить столько шума, а, значит, Феликс Янович не стал бы устраивать такой скандал.

Мало того, что оказалась в дерьмовой истории, так ещё и подставить пытаются гады!

– А я тут причем?   возмутилась я, не желая попадать в ещё большие неприятности. – Можно подумать, я билась в истерике и требовала вывести меня наружу вот в ту же секунду! Сами решили взрывать, и нечего сваливать с больной головы на здоровую!

Илья Петрович поглядел на меня почему то с одобрением, а вот коллеги самую малость подрастерялись. Не ожидали, поди, что стану отбиваться от их бессовестного вранья.

– Лекса, ты чего?! – возмутился Вано с такой обидой, что даже стало стыдно. Секунд на пять.

Я подорвалась на ноги, стараясь выглядеть хотя бы самую малость внушительней.

– Α что сразу «Лекса»? Я вас вообще ни о чем не просила, и нечего мной прикрываться! Ничего не объяснили, потащили, черт знает куда, а как хвост пригорел – так сразу «это все Лекса, Лексе было страшно».