– Потребуется – будем считать и два дня,   флегматично отозвался Вано без злобы или даже какого то желания осадить сослуживца. В оперативном отделе воoбще все ладили на удивление легко. По крайней мере так казалось со стороны.

У лифта случилась незадача – мы всей стаей столкнулись с Ружинским, слегка встрепанным, слегка утомленным и неслегка взвинченным. Как только Яныч увидел главный раздражитель в своей жизни, его глаза вспыхнули жаждой мщения и деятельности.

Тут же заговорил Костик:

– Как ваши дела, Феликс Янович?

Тон коллеги был очень мягким, любезным и должен был угасить гнев Ружинского в зародыше. Но с Янычем такой фокус не прошел, он был из тех людей, которые упорно цепляются за злость.

– Ничем плохим обрадовать вас не могу,   с невыразимым отвращением отозвался начальник отдела информирования и первым шагнул в пасть лифта, едва заметно передернув плечами. Ружинскому явно было неуютно, однако он не поднял шума как вчера,так что и мы рискнули последовать его примеру.

Ехали наверх в мучительной мертвой тишине, которую никто не рискнул нарушить даже громким вздохом. Дышать полной грудью начали только после пятого этажа – того, на котором вышел начальник отдела информирования.

– Ну, пронесло, – констатировал Вано и размашисто перекрестился. Сделал он это настолько быстро, что меня окатило волной прохладного воздуха, как будто ветерок повеял.

Такого облегчения на лицах коллег я точно не видела после тoго, как мы выбрались из заброшенного особняка вчера.

Отснятые пленки мы просматривали уже у себя в кабинете на стареньком проекторе. Οн бросал тусклое изображение на белый полотняный экран, который пришлось выдвигать втроем,и удалoсь это сделать где то с пятой пoпытки.

Кадры съемки были унылы и совершенно бессмысленны, я даже не обращала внимание на них. Зачем вглядываться? Ведь считать людей на пленке вызвался Фил, будто бы в искупление дневного побега. Просто люди, спешащие по своим делам. Темная одежда, сутулые фигуры, кто то и вовсе умудрялся так согнуться, что и лица не разглядеть. Лишний раз задумалась о том, что нужно возобновить тренировки. Не хотелось стать такой же сгорбленной.

– Итак, сто тридцать два человека,   подвел итог, в конце концов, Филимон.   Семьдесят человек – в одну сторону, шестьдесят два – в другую.

И слова Фила заставили призадуматься и даҗе разволноваться.

– Сто семьдесят девять! – воскликнула я, бросив взгляд на собственные кривоватые записи. – Я могла ошибиться ну на пять человек, ңа семь… но приписать больше сорока – это точно нереально! У меня не настолько плохо с математикой!

Костик утешающе похлопал меня по плечу. Даже через ткань футболки ладонь показалась прохладной.

– Не могла, не переживай ты так. Просто камера видит реальность объективную, а глаза человека – для них открыто много чего еще.

Много чего еще…

– Но это же были люди, а не всяческая дичь! – напомнила я, обхватив себя руками в попытке защититься от в очередной раз пошатнувшейся реальности. Воспринимать странности куда проще, когда они действительно странные, отличаются от всего нормального в жизни. – Люди с руками, ногами и головой, а не что то непонятное как то лицо в стене.

Фил поглядел с той снисходительностью, которая уже успела достать до самых печенок.

– Иногда аномалии выглядят так, что даже не отличишь от обычных предметов или объектов. Порой, они даже на людей смахивают. Сегодня мы замеряли количествo объектов восемь, индекс три два.

Я с несчастным видом захлопала глазами под грузом обрушившихся цифр. И тут же была «осчастливлена» пухлой брошюрой с надписью на обложке «Полный каталог выявленных аномалий».

– Ознакомься, – строго велел Фил ну очень начальственным тоном.