Поднос исчезает заполненным и возвращается пустым. Исчезает и появляется.
Пассажиры обслужены. Стакан чая достается и мне. Теплый пар поднимается над дрожащей поверхностью, а я уже остыл и не кипячусь. Лишь повторяю сказанное:
— Ты хотела меня убить.
Злата садится рядом, крутит ложечку в стакане и признается:
— Мечтала тебя прибить. Разорвать, расцарапать и оторвать причиндалы. Последнее обязательно! — Она отхлебывает чай. — Ну нельзя же так с женщинами.
— Ты о чем?
— Хорошо быть Контуженым. Забыл, что со мной сотворил?
Мне стыдно, но не настолько, чтобы вытеснить из головы схватку с киллером.
— Тебе привет от Пули.
— Чего? — не понимает Злата. Или делает вид, что не понимает.
Я выкладываю фотографию нашей троицы:
— Твоя?
— Моя.
— Ты подослала ко мне убийцу!
Злата смотрит на снимок, и опять на лице недоумение. Я переворачиваю карточку, тычу пальцем в слова:
— Ты заманила меня в ловушку.
— Это не я писала.
— Не ври! Больше некому!
Я повторяю ее недавние слова. «Больше некому!» — так она обвинила меня в краже из тайника. Детский аргумент бумерангом возвращается к ней. Кто из нас врет? У кого отшибло память?
Я продолжаю настаивать:
— Пуля — это имя убийцы. У него наколка на пальцах. Где ты его нашла?
— Я не знаю никакого Пули!
— Избавилась от Краско-старшего, сбежала от Краско-младшего. Но тут вернулся я и стал тебя искать. Ты выбрала способ понадежнее клофелина — пуля! Я единственный, кто знает о тебе. Больше некому!
— Никита, за что?
— Я бы поверил, если бы ты раньше не убивала.
— А ты?
— Я воевал.
— А где же Пуля?
— Значит, знаешь! — Я хватаю ее за фартук и трясу: — Я выжил там и выживу здесь. Твой киллер под колесами!
— Ты свихнулся!
Злата вырывается, вскакивает, сбивает стакан с чаем. Звон разбитого стекла и горячие брызги заставляет нас образумиться.
Я пытаюсь взглянуть на покушение иначе:
— Скажи честно, ты не посылала убийцу?
— Нет! Как тебе еще доказать?
Злата убирает осколки. Я прислушиваюсь к своему состоянию. Головная боль проходит, нос не кровоточит. Злата не врет. Или мне помогла таблетка?
Проводница садится поодаль от меня. Смотрит искоса:
— Ты нервный. Может, в городе кому-то дорогу перешел?
— Ну, было.
— Так почему я?
— Ты же призналась.
— В том, что проклинаю насильника. А ты на что рассчитывал?
Теперь мне становится стыдно по-настоящему.
— Прости, Злата. Сам не знаю, что тогда нашло.
— Ишь ты! Контузия тебе на пользу. Человеком стал.
— А тогда?
— Животным!
Она замечает оторванную бретель фартука, пытается скрепить ее булавкой и сокрушается:
— Шить в поездке нельзя — плохая примета.
— Разбитый стакан — на счастье.
— Ага! Хочешь, с тобой поделюсь?
Я опускаю взгляд, смотрю на свои ноги. Вновь накатывает возмущение:
— С киллером, не по адресу. А за что мою мать? Ампутацией напугала, миллион на протез взяла.
— Я бежала от Руслана Краско. Нужны были деньги, а в тайнике пусто.
— Но не таким же способом. Моя мать могла остаться без квартиры!
— Я думала, все накопления у тебя. |