– Вы правы, Римо, но лишь отчасти. Видите ли, Чиун и вы работаете на Иран. Насколько мне известно, иранцы могут быть причастны к происходящему на корабле. Не обижайтесь, но я вам доверять не могу; я не имею права считать вас беспристрастным и непредубежденным сотрудником, когда вы работаете на хозяина, который вполне может оказаться нашим противником.

– Вы – самый большой зануда, какого я когда либо знал! – вспылил Римо.

– Прошу прощения, – сказал Смит, – но у меня очень мало времени, а дел много.

И он углубился в изучение вынутого из рулона листа бумаги.

Римо зашагал было прочь в своих хлюпающих мокасинах, но обернулся.

– Вы – сумасшедший, – сказал он.

Не отрываясь от своего занятия, Смит кивнул.

Сделав еще несколько шагов, Римо кинул через плечо:

– И одеты вы как пугало!

Смит ответил рассеянным кивком.

– Вы – редкостный сквалыга, и надеюсь, что американские делегаты сейчас жуют ластики и портят канцелярские скрепки, бросая их об стену. Подумайте, какая расточительность!

Смит согласно кивнул ему в ответ.

– Повернитесь, черт возьми, когда с вами разговаривают! – не выдержал Римо.

Смит повернулся.

– Передайте от меня привет шаху, – сказал он.

Римо застонал, как от зубной боли, и кинулся прочь.

Глава 11

– Не хочу слышать об этом, папочка!

– Разумеется, нет, – сказал Чиун. – Зачем слушать о том, от чего зависят наши жизни?

– Моя жизнь не зависит от состояния персидского... а, черт! – иранского телевидения. Меня не волнует, есть у них «мыльные оперы» или нет. Это не угрожает моей жизни.

– Как это на тебя похоже! Полное бездушие и бестактность по отношению к своему учителю, невнимательность к его запросам. Ты заботишься только о своем комфорте. Ты готов всю ночь плескаться в океане, а до меня тебе и дела нет.

– Слушай! Это ведь ты придумал пойти на службу к иранцам, скажешь, нет? Так чего же теперь жаловаться?

– А ты придумал другое – ничего не рассказывать мне о том, как низко пал некогда величественный Павлиний трон. Персия была великой страной, ею правили могущественные монархи. А этот нынешний Иран, как ты его называешь, почему ты мне ничего о нем не рассказывал? Почему не сказал, что он теперь совсем отсталый? У них же нет дневных телевизионных опер! И вообще очень мало передач.

– Да откуда же мне было знать об этом? – сердито буркнул Римо.

– Это входит в твои обязанности. Такие вещи ты должен знать в первую очередь. А почему, по твоему, я позволяю тебе находиться все время рядом со мной? Может, мне доставляет удовольствие видеть, как ты ведешь себя за столом? Может, твой торчащий нос и твои неприятные круглые глаза напоминают мне свежую розу, покрытую утренней росой?

– Нос у меня не такой уж большой, – проворчал Римо.

– Ты – американец, а у всех американцев большие носы, – возразил Чиун.

– Корейцы тоже все на одно лицо, – сказал Римо.

– Не так уж плохо, что мы выглядим на одно лицо, раз оно приятное. Тебе следовало знать, что Персия сейчас в упадке.

– Я никогда такими вещами не занимался – это дело Смитти.

– Нечего теперь сваливать свою вину на бедного, оклеветанного императора Смита, которого ты предал, бросив службу, – сказал Чиун.

– Ишь ты! Давно ли он стал «бедным оклеветанным императором Смитом»?

Ему же место рядом с Иродом, он же величайший изверг в истории человечества. Кто брюзжал и жаловался на «безумного Смита» целых десять лет? Что ты на это скажешь, папочка?

– Я не должен был слушаться тебя, Римо, – сказал Чиун.