Размахивая белыми платками, казаки удалились.

— Когда же штурм? — недоумевала девушка.

— Дашенька, — не выдержал Кирилл, — кому тут штурмовать? Сюда не бойцы сбрелись, а воришки да любопытствующие бездельники!

— Ну, скажешь тоже! — надулась Даша.

Пробило десять. Прошёл ещё час. Кирилл уже проклинал себя за то, что дал согласие этой взбалмошной девчонке явиться на свидание в Зимний.

Но вот от арки Главного штаба, из трёхдюймовки, отобранной у юнкеров, трижды выстрелили шрапнелью. Один из снарядов разорвался над баррикадами, а стакан от него разбил форточку и влетел в зал над главными воротами Зимнего.

Со стороны Петропавловской крепости ударили две шестидюймовые пушки. Снаряд бомбовой картечи угодил в комнату на третьем этаже, у второго случился перелёт. И пошло — шрапнельные трёхдюймовые снаряды, выпущенные с бастионов Петропавловки, десятками рвались над Невой.

Воодушевлённая артобстрелом толпа матросов, изрядно выпивших для храбрости, забралась в Зимний по-воровски, через окно.

— За мной! — скомандовал Кирилл и проделал тот же путь.

Он влез в разбитое окно и затащил внутрь девушку. Матросы были тут же. Их предводитель, разглядев в полумгле громадную картину с изображением конного парада, с воплем «Кавалерия!» выпрыгнул назад в окно.

Из глубин дворца докатилось эхо команд:

— По одному прямо, бегом! Юнкера, стой! Целься в матросов. Первый ряд в ближайших, второй — в следующих. По команде «огонь» дать залп. Без команды ни одного выстрела! Гранаты бросать — первые к лестнице, а затем влево. Бросать — только стоя!

— Надо предупредить наших! — заволновалась Даша.

— А где ты их видишь?

Донёсся крик с улицы:

— Товарищ комиссар! Тут есть ход — можно забраться, пугнуть их гранатой!

— Вали!

— Это товарищ Чудновский! — встрепенулась Даша.

Пулемётный огонь стих.

— Сдаёмся, товарищи! — прорезались истерические вопли ударниц. — Только не обижайте!

А откуда-то из коридоров дворца послышались гулкие голоса:

— Винтовки дай сюда!

— Вы б нам оставили…

— Оружие сдать!

Кирилл осторожно зашагал по обширному, скудно освещённому залу. Повсюду матрацы юнкеров-ораниенбаумцев, брошенное оружие, остатки баррикад из диванов в стиле «рококо», на чудо-паркете полно огрызков и окурков…

Вдруг откуда-то начал расти гул. Гул приближался. В галерею ворвалась вооружённая толпа, во главе которой широко шагал маленький остролицый типчик в тёмной пиджачной паре. Его длинные волосы прикрывала старая шляпчонка, широкая, как у художников.

— Это товарищ Антонов! — сообщила Даша. — Мой жених.

— Твой — кто?!

— Жених! — Даша прищурилась: — Ты что, ревнуешь?

— Было бы к кому! — фыркнул Кирилл.

Душу Авинова сперва будто ошпарили обидой, а после стало разъедать чувство собственника. Как это, Даша — и не его?!

— Ты не думай плохо, — ворковала Полынова, — просто Владик сделал мне предложение — ещё до тебя!

— Если Владик — жених, — криво усмехнулся Авинов, — то кто я?

— Я тебя люблю! — прошептала девушка и громко окликнула Антонова-Овсеенко: — Владик, революционный привет!

«Штык», углядев парочку, окрысился, но партийная дисциплина пересилила старорежимные страсти-мордасти. Да и штурмующие стали разбредаться.