Он не студент, Слава, ты прав.

А я о чем?

Действуй!

Слушай, Али. Слушай и запоминай. Я с тобой разговаривал по-хорошему, как отец родной. Ты не понял. А теперь я тебя, Али, шлепну. Вставай.

Тон Грязнова был столь внушителен, что даже Ту­рецкому стало не по себе, не говоря уж об Али. По его лицу пробежала судорога, глаза забегали, на мгнове­ние останавливаясь то на Грязнове, то на Турецком, то на спокойных, неподвижных фигурах двух сотрудни­ков, стоявших неподалеку.

Не имеете права! — выкрикнул Али.

Заговорил, — удовлетворенно хмыкнул Гряз­ное. — Имею. У нас, в России, это называется «при попытке к бегству». Можно и по-другому: «вооружен­ное сопротивление». — Грязнов похлопал по пакету, в котором лежал вальтер. — Думай, Али. Но быстро.

Подождав немного, Слава кивнул сотрудникам, и один из них, ласково улыбаясь, проговорил:

Пошли, приятель.

Али вдруг заговорил на своем языке.

По-русски, Али, по-русски! — перебил Грязнов.

Да-да! Рюски, рюски...

И без акцента, — нажимая кнопку портативного магнитофона, сказал Грязнов. В это время на пороге выросли парни из ФСБ.

Кончай, Грязнов. Время.

Пять минут. Пленка будет ваша, — ответил Слава.

Али, словно почуяв спасение, рванулся к двери,

но тут же и рухнул, споткнувшись о подставленную ногу.

Живой? — усмехнулся один из фээсбэшников. — Чего это он?

Турецкий вышел из комнаты, знаком пригласив пар­ней следовать за собой, представился и коротко объяс­нил, что за птица этот Али.

Ясно. Мы вас не видели, Александр Борисович, — сразу поняли парни. — Ждем в машине.

В коридоре возле комнат деловито работали ловкие мужчины: поправляли косяки, вставляли замки — од­ним словом, наводили порядок, чтоб было, как рань­ше, и чтобы представители посольств и дотошная пресса не кричали на весь мир о варварстве спецслужб.

Передавая наркотики, пистолет и пленку и пока­зывая на Али, сидевшего в наручниках в машине, Гряз­нов сказал старшему группы:

Моя воля, шлепнул бы. Много горя принес, по­гань. Ты уж проследи, Николаич. Рванет за бугор, не прощу...

Не рви душу, Грязнов, — подмигнул Никола­ич. — Прослежу. Понял?

Вот и все, — провожая красные огоньки отъез­жающей машины, проговорил Слава. — Двадцать ми­нут плюс полгода... Прав у меня маловато, Саня. Вы­следил, взял и отдал. Ты бы чирикнул где-нибудь в высших сферах о моих правах.

Обойдешься. С твоими методами и меня притя­нут в высшие сферы, — грубовато откликнулся Ту­рецкий. — Не переживай. Не уйдет за кордон Али.

А коли и уйдет, недолго протянет, — усмехнулся Грязнов. — До скорого? Через пару деньков встретимся?

Почему именно через пару?

А похороны Кузьминского?

Я с ним на брудершафт не пил.

Я тоже.

Что вызнал? Говори.

Грязнов все знает, все видит и все слышит. А если и не все, то о многом догадывается. Уж не поста­вил ли ты крест на мне, Александр Борисович?

Турецкий подумал, не рассказать ли Грязнову о но­вом деле, но, решив, что пока рановато, протянул руку:

До скорого.

На следующий день из акта химико-биологической экспертизы Турецкому стало известно, что героин, изъя­тый в общежитии, производства не пакистанского и один в один соответствует качеству перехваченной в свое вре­мя сотрудниками партии, которая шла с Востока.

* * *

Похороны вождя либерал-социалистической партии Кузьминского, вопреки опасениям, прошли спокой­но. Ожидали большого количества людей, были при­влечены значительные милицейские и оперативные силы, но они не потребовались.