Изменить размер шрифта - +
Шёпот, иногда смех и громкие восклицания, порой слышно резкий звук, когда кто-нибудь слишком сильно зачерпнёт ложкой и ударит по тарелке. Тихо бурчит что-то телевизор в углу, звякают стаканы у барной стойки — ресторанчик совмещал и функции бара. Всё это создаёт уютную атмосферу, тут постоянно клонит в сон. Хорошее место. И люди интересные — всех цветов, всех рас и самых разных профессий. Девять из десяти, туристы, интересно, что бы они сказали, если бы очутились на этой улице, пятьсот лет назад? Как бы они отнеслись к этим нарядным домикам, что тогда стояли чёрными от грязи, к выцветшей краске на оконных рамах, а где-то и выцветать-то было нечему. Как бы они восприняли непередаваемый аромат, что полнил улицы и создавался общими усилиями, как людей, так и лошадей, да, лошади. Иногда, особенно после проезда какой-нибудь ватаги знатных юнцов, прогулка по улице, могла превратиться в настоящее приключение, этакий лёгкий вариант минного поля — наступил, но взорвался, разве что от гнева. Просто сапоги теперь отмывать замучаешься, а отмоешь, так запах ещё долго преследовать будет. Собственно, никто своих сапог особо и не отмывал — к запаху привыкли, отчистить полностью всё равно не получится. Да и смысла нет — завтра выйдешь из дома, золотарь опять пьяный в переулке спит, а по улице всюду разбросаны кучи этого самого.

Да. Были времена, как сильно всё-таки меняется мир! Сложно поверить, что эти улицы, те же самые, что он помнил с 17-ого века. Трудно было в это поверить, но лишь глупец не верит собственным глазам. Это те же улицы. Они чище, они даже красивы, но это всё те же улицы и те же стены. Совсем рядом с рестораном, высится бугристая стена, сложенная вкривь и вкось — он помнил день, когда по ней стекала кровь мушкетёров короля, а на земле истошно завывал пронзённый насквозь гвардеец кардинала. Никто не обращал на вопли внимания — парня уже было не спасти, он и затих довольно быстро. Люди шли по улице, где-то ржала лошадь и три мёртвых мушкетёра лежали у стены — их убрали лишь утром, увезли на ближайшее кладбище, дабы не протухли посреди улицы…

Дверь открылась, впуская нового посетителя. На мгновение, в зале воцарилась тишина, и многие люди повернули головы, их взгляды замерли, кто-то, наверное, и вовсе затаил дыхание. А она повернула голову, холодным взглядом ища кого-то среди посетителей — она смотрела так, словно тут была лишь она и тот, кого она искала. Высокая, стройная, волны серебряных волос спадают на плечи — невероятно красивая женщина. В её холодной, надменной красоте, было нечто такое, что всегда удивляло его и заставляло трепетать сердца почти всех мужчин, какие попадались на её пути.

Девушка прошла по залу, не глядя под ноги. Несколько человек сдвинули стулья, чтобы не мешать этой прекрасной женщине идти вперёд, они провожали её восхищёнными взглядами, в которых редко можно было увидеть желание или что-то, что могло бы омрачить и опошлить исключительно эстетическое восхищение истинной красотой. Эти люди воспитаны, в их жилах течёт кровь древних семейств, не то, что дикари с Востока — этих вообще в дом пускать нельзя. Их место, максимум, в доме для слуг, он отвёл взгляд от девушки и уставился в тарелку. Старая Европа — куда она делась? Не так давно, чёрный как смоль подросток, шёл по улице ему навстречу и что-то сказав на ломаном английском плюнул на его пальто. Это было возмутительно! В те далёкие Средние века, парнишка не успел бы сказать ничего и даже сделать шаг — меч пробил бы его горло, впрочем, в те времена, сарацин? Здесь, на этих улицах? Да его бы порубили в капусту ещё в крестьянских хозяйствах, в сотне лиг от города! В эти же пропащие времена, пришлось ухватить сарацина за локоть и предъявить полисмену. И что же? Сарацина отпустили, как ни в чём не бывало. Европа погибла, увы, наверное, в то время он и понял, окончательно понял, что старые времена ушли, что его век окончен и он, подобно многим своим собратьям, всего лишь опасная тень из страшного прошлого.

Быстрый переход