Киммериец продирался сквозь толпу из продавцов, покупателей, праздных любителей поглазеть на лошадок, карманников, побирушек, сквозь толпу, которая, как известно, хороша тем, что в ней легко затеряться, скрыться от кого-нибудь… но также в ней без труда за тобой могут следить и следовать, оставаясь незамеченными.

Походив, посмотрев, поспрашивав о цене, северянин, наконец остановил свой выбор на буланом немедийском жеребце, немного грузноватом, но без видимых изъянов, не молодом, но на пути к Морнстадиносу от старости помереть не должен. Да и вообще, все немедийские породы известны своей выносливостью и покладистым нравом. Теперь оставалось сбить запрашиваемую барышником цену где-то так на треть, хотя он, подлец, наверняка загнул где-то вдвое против настоящей.

Начали торговаться. Барышник, схожий ростом и подвижностью с жеребенком, с боем сбавлял цену, цепляясь за каждый медяк, а, расхваливая коня, так приукрашивал его достоинства, будто он продавал собственного сына.

Как и обычно в таких случаях, вокруг собралась толпа советчиков и помощников. У бедного жеребца рот не закрывался, потому что каждый норовил посмотреть зубы, чтобы после выдать свое заключение.

Конан уже приближался к своей цели, оставалось выторговать пару серебряных и можно будет ударить по рукам.

– Ты куда глаза подевал,- киммерийца схватили за руку,- чего берешь, растяпа, глянь правую заднюю. Знаю я эту клячу, люди, он и мне ее всучить пытался! Нога у ней правая задняя не сгибается, люди!

– Зверь! – завизжал барышник.- Это зверь, а не жеребчик! Не слушай его, уважаемый! Врет, мерзавец! Пойдем, поглядишь на ногу!

– И он тоже ухватил Конана за руку.

А вот идем, вот посмотрим,- горячился и доброхот из толпы и тянул северянина к безучастно жующему коню.

– Сейчас глянем, сейчас разберемся,- вторили голоса сзади.

Конан дал себя увлечь, нагнулся вместе с барышником к лошадиной ноге…

Глаза ослепила яркая вспышка, и он полетел в бездонную черную пропасть.

* * *

– Чистая работа! – сказавший это «доброхот из толпы» перехватил занесенную для повторного удара руку напарника, в которой был зажат продолговатый мешок, набитый песком.- Ему уже достаточно. Убьешь еще, а он нам заказан живым.

После этого «доброхот» повернулся к опешившим людям и – куда только подевалось его былая придурковатость, в голосе зазвучала властность и жесткость:

– Городская стража! Посторонним разойтись! Ты – связать его! Ты – бегом за людьми! Ты – смотри вокруг, чтоб никто не приближался!

Посторонних не стало вмиг, как и не было. Не посторонних оказалось помимо «доброхота» еще трое, одетых, как и их начальник, под обыкновенных горожан. Они бросились выполнять приказания старшего.

Глава XXVIII

Конан пришел в себя, но некоторое время пребывал в неподвижности, с закрытыми глазами. Никогда не следует торопиться, если не знаешь, кто вокруг – свои или враги. Тем более что своих в этом городишке у него поди и не осталось.

Но, Кром, сколько же можно получать по голове и валяться в беспамятстве!… Теряем бдительность, киммериец, теряем. К тому же (это он узнал, пошевелив руками), опять связанный, опять обездвиженный…

Неподалеку бубнил голос – а помещение, надо понимать, большое, ишь как эхо разносится. И голос почему-то знакомый… Киммериец с трудом сдержал гримасу: напряжение вызвало в его голове тупую, пульсирующую боль.

– …вернувшись со своим шурином, лекарем Пробсом, и не застав подозреваемого в комнате,- бубнил голос,- я поначалу растерялся.