Герцог Гиз был непритворно храбр, но при этой картине на его лбу выступили капли холодного пота. Все ведь было так хорошо задумано, так тонко подстроено, и вдруг умереть в тот самый момент, когда хитро сплетенный план готов увенчаться успехом, и умереть именно жертвой этого самого плана!

Гиз встал, а затем, сделав несколько нервных шагов по комнате и подойдя к окну, принялся мрачно глядеть на двор.

Король только что уехал, но на дворе все еще было довольно много монахов, проникших сюда с целью сбора подаяний, в которых, как они верно рассчитали, король не отказывал по случаю погребения брата.

Фигура одного из монахов, отличавшихся высоким ростом, привлекла внимание герцога. Он присмотрелся повнимательнее, вздрогнул и, с трудом подавляя радость, сказал Мовпену:

— Видно по всему, что мой смертный час близок. Надо бы мне исповедоваться. Там, на дворе, много монахов; прикажи послать ко мне одного из них!

— Ну что же, — ответил Мовпен, — предосторожность никогда не мешает! — и он вышел, тщательно заперев за собою дверь. Вскоре он вернулся в сопровождении высокого монаха.

— Конечно, — сказал он между прочим, — парижане боготворят герцога Гиза, но, знаете ли, почему?

— Потому что он силен, добр, великодушен…

— Нет, главным образом потому, что он отчаянно смел. Народ всегда побежит за смельчаком. Так вот, если король докажет народу, что и Валуа — не трусы, когда нужно, если мы выбросим народу голову герцога Гиза, Генрих III может возвратить себе свой авторитет.

— Да ведь король еще может передумать, — заметил д'Эпернон.

— Но король уехал, и если только не пришлет с дороги курьера с измененными инструкциями, чего я не думаю, так как во время религиозных процессий наш государь забывает обо всем… Ну-с, так вот теперь существует только одно средство для герцога Гиза удержать голову на плечах!

— А какое это средство?

— Пусть герцог напишет письмо герцогине Монпансье и предупредит ее, что при первой же попытке горожан к восстанию он будет обезглавлен.

Д'Эпернон радостно подошел поближе к Крильону и оживленно воскликнул:

— Значит, если он напишет такое письмо, то…

— То оно не будет передано по назначению, — договорил за него Крильон. — Король ведь, уезжая, категорически приказал:

«Ни под каким видом не позволяйте герцогу вступать в какие-либо сношения с сестрой!»

— И вы думаете, что парижане нападут на Лувр?

— Прежде чем король доберется до Сен-Дени. Конечно, если бы король успел вернуться до этого, то я мог бы поручиться, что с герцогом Гизом ничего не будет, так как наш король не бывает храбрым долее четырех часов подряд. Но раз король не успеет вернуться, значит, все будет сделано без него!

— А вдруг он все-таки передумает по дороге?

— Вот поэтому-то мы и должны поторопиться. При первом же выстреле, направленном против Лувра, я прикажу казнить Гиза. Потом пусть король себе сердится, если хочет…

— Но мы все попадем в немилость! — с тревогой заметил д'Эпернон.

— Полно! Король будет в восторге, что дело, о котором он давно втайне мечтает, сделано без него.