– Не забывайте о том, что я у меня отменный слух. Если хотите, чтобы ваши секреты не достигли моих ушей, старайтесь держаться подальше.
Мортрэ и Форелли обменялись улыбками. Как только комиссар ушел, подростки уселись по обе стороны от отца Луиджи. Честер, так и не простивший священника, даже не приблизился к скамейке, а улегся на траву в сторонке.
– Хотелось бы услышать продолжение вашего рассказа, святой отец, – попросила Мидллуайт. – Мы остановились на том, что тамплиеры были великими путешественниками и первыми составили географические карты в том виде, какие они сейчас.
– Да, Рэйчел, – Форелли был рад отвлечься от грустных мыслей об отце Ангерране. – Как я уже говорил, крестовые походы преследовали не только сугубо военные цели…
Разговор Мортрэ с Мулежем был коротким и не добивал ничего нового к тому, что комиссар уже знал. Ларуш, которого выводила из себя любая помеха на пути к главной цели его приезда, был не слишком рад новому знакомству.
– Это ваши местные дела, уважаемый Мортрэ, – резюмировал Жак после того, как выслушал известие о смерти Моруа. – Я нахожусь здесь всего несколько часов и ничем не смогу помочь вам. В последний раз видел отца Ангеррана в детстве. Пьер контактировал с ним от моего имени, а его вы уже расспрашивали. Еще вопросы будут?
– Возможно, появятся позже, – буркнул Мортрэ.
– В таком случае, я провожу вас до машины.
Комиссару пришлось подчиниться откровенному указанию на дверь. Выйдя на аллею, он сунул руку в карман за портсигаром и наткнулся пальцами на конверт с фотографиями.
– Секундочку, месье Ларуш. Мне придется задержаться еще на несколько минут, чтобы кое-что показать отцу Луиджи.
– Делайте, как знаете!
– Это мы сняли в комнате, где был обнаружен труп Моруа, – сказал комиссар, протягивая Форелли фотографии изображенной на стене свастики. Хотелось бы услышать ваш комментарий.
Священник взял снимки и беспомощно развел руками.
– Забыл очки! Сколько раз собирался прикрепить к ним цепочку. Клод, не будешь ли любезен принести мне…
– Конечно, падре!
– По-моему я оставил их на бюро в своей комнате.
Через минуту, водрузив на нос принесенные Клодом очки, Форелли просмотрел фотографии.
– Свастика. Символ нацисткой Германии. Ее изобразил убийца?
– Думаю, да, святой отец. Вам известно о том, что Моруа писал статью о неофашистах и принимал активное участие в розыске нацистских преступников?
– Конечно, но эта версия заведет вас в тупик, комиссар.
– Почему вы так думаете?
– Круг подозреваемых будет слишком широк. Людей, которых Моруа задевал своими публикациями за живое – тысячи. Чтобы проверить каждого вам не хватит жизни. Могу предложить другую версию, но боюсь, что она покажется вам фантастичной.
– Говорите, падре. За годы работы в полиции мне не раз приходилась убеждаться в том, что грань между реальностью и фантастикой весьма эфемерна.
– Свастика – очень древний символ. В числе тех, кто делал ее своей эмблемой, были и тамплиеры.
– Это уж слишком! – комиссар с сомнением покачал головой. – Пользуясь вашей терминологией, круг подозреваемых, в этом случае станет еще шире.
– Я предупреждал, что не гожусь в консультанты по уголовным делам.
– И все равно – спасибо!
Мортрэ сунул руки в карманы плаща и двинулся к своему автомобилю.
– Не люблю полицейских! – заявил Ларуш, провожая комиссара взглядом. – Мне кажется, что преступления происходят там, где они появляются, а не наоборот. |